Пол Андерсон - Королева викингов

— Это Тор гонит их прочь, — решительно заметил третий.

Торольв потянулся всем телом и рассмеялся:

— Так или иначе, но мы невредимы, скажете, нет? Пусть даже нам придется провести здесь ночь — все мы бывали в местах похуже. Прикройте чем-нибудь кровь — возьмите одежду из короба — и принимайтесь готовить мясо. Мой живот уже прилип к хребту. И вы, парни, наверно, должны чувствовать то же самое.

Он прекрасен, думала Гуннхильд. Вряд ли она могла бы найти мужчину лучше — за исключением Эйрика.

Так незаметно прошло время, пока всех не начало клонить ко сну. Хотя в гамме не было ни меда, ни вина, все время шел оживленный разговор. Избавившись от страха, мужчины принялись рассказывать о своих походах и хвастаться перед молодой красавицей. Она же сообщила им ровно столько, сколько сочла нужным.

— Я вовсе не ведьма и никогда не хотела ею быть, — сказала она. — Я приехала сюда, чтобы узнать то, что может быть полезно нашему народу: как лечить, предотвращать опасности, предвидеть будущее. К тому же, если мы сами будем знать то, что известно финнам, нам будет легче вести с ними дела.

— Очень может быть, что им ведомо меньше, чем о них думают, — заметил Торольв. — Иначе как эти двое могли оказаться настолько беспомощными? А ты ловко обманула их, Гуннхильд.

Она кивнула:

— Я научилась нескольким полезным вещам. Но дело не только в том, что их жизнь была посвящена злу; они вожделели меня. — Она вскинула голову. — За это я должна была отомстить. — И поспешно добавила: — Нет-нет, им не удалось добиться того, к чему они стремились.

Торольв хохотнул:

— Я дрался во многих сражениях, но никогда не рискнул бы пытаться взять тебя силой, Гуннхильд.

Буря улеглась к полуночи. Утро оказалось спокойным и солнечным. Торольв приказал одному из своих спутников дойти до кораблей и передать Эйрику его просьбу: подвести суда поближе. Он и оставшиеся двое упаковали то, что Гуннхильд решила взять с собой, и отнесли на берег. Она же, оставшись одна в гамме, вымылась как могла и облачилась в лучшие имевшиеся у нее одежды. Когда корабли подошли к тому берегу, на который она сошла почти год тому назад, Гуннхильд уже встречала их, сияя, как молодое солнце.

Гулявшие над морем свистящие ветра подгоняли корабли, и они ходко бежали на раздутых парусах по серым, зеленым или покрытым пеной волнам к юго-западу. Море грохотало. Носы драккаров то задирались к небу, то устремлялись в очередную пропасть между валами. Рангоут скрипел, снасти, сплетенные из тонких ремней из моржовой кожи, звонко пели, натягиваясь. Иногда форштевень утыкался прямо в водяную стену; вздымалась пена, волна обрушивалась внутрь, и люди принимались торопливо вычерпывать воду. Весла были привязаны к креплениям, и моряки, за исключением кормчего да нескольких вахтенных, каждый на свой лад коротали досуг. Одни валялись на шкурах, покрывавших груды добычи, другие сидели на принайтовленных к днищу сундуках, которые использовались гребцами вместо скамеек. Ни под носовым, ни под кормовым палубным настилом нельзя было выделить никакого помещения: все было переполнено продовольствием, бочонками с водой, снаряжением и, главным образом, богатой награбленной добычей.

Гуннхильд стояла у подветренного борта переднего корабля возле носовой палубы. Голову дракона сняли с форштевня, поскольку корабли уже неслись мимо дружественных берегов и негоже было пугать духов этих земель, зато парус щеголял яркими полосами из-под натянутой спереди сети, служившей для укрепления ткани. Девушка была одета в плащ с капюшоном; одной рукой она держалась за фальшборт. На губах она ощущала резкий вкус морской соли. Щуря глаза от яркого морского света, она внимательно рассматривала недальний берег.

В ясном небе белыми бликами сверкали чайки, черными пятнами выделялись бакланы. Солнце клонилось к западу, и все предметы отбрасывали длинные тени. Одна из них помогла обнаружить притаившийся на фоне материка примерно в миле по левому борту большой остров из той цепи, вдоль которой пролегал путь. Снежные пятна пестрили его вершину, но у подножия уже пробивалась первая слабая зелень. О берег разбивался прибой.

Ее сердце подпрыгнуло в груди. Эйрик подошел сзади и остановился возле нее.

Подняв глаза, она увидела, что его лицо расплылось в улыбке. Такое бывало нечасто.

— Отличная погода сегодня, — сказал он. — Но нам еще придется побороться со встречным ветром, прежде чем мы попадем домой.

— Я жду этого. Надеюсь, конечно, что такие слова не окажутся дурной приметой, — откликнулась Гуннхильд. — Это должно быть очень впечатляюще.

Эйрик рассмеялся.

— Тебе не придется ворочать веслом или вычерпывать воду ковшом! — Его голос смягчился. — Однако это говорит о твоей выносливости. Немногим женщинам нравится плавать по морю.

Она немного помолчала, прежде чем ответить.

— Это лучшее из всего, что я знаю. Я была бы согласна провести в море большую часть своей жизни.

Ее собеседник вскинул выцветшие почти добела брови.

— Почему же ты так думаешь?

Девушка поглядела вдаль.

— Я это чувствую. Сама не знаю, почему. Но это чувство то и дело возникает у меня.

Эйрик с высоты своего роста заглянул Гуннхильд в лицо.

— Возможно, ты слишком долго прожила, окруженная колдовством, — медленно проговорил он.

Она ответила ему самой лучезарной из всех своих улыбок.

— Но ведь ты везешь меня домой, к моему народу… Нет, я уже среди него.

Эйрик смутился, как будто эти слова застигли его врасплох, послюнявил палец и поднял его над головой, пробуя ветер.

— Скоро мы должны изменить курс, чтобы прийти на ту стоянку, которую я наметил для этой ночи.

— А разве еще не слишком рано?

— Поблизости нет другой такой же безопасной бухты с удобным подходом.

— Неужели вы высаживались бы на берег каждую ночь, если бы с вами не было меня? — спросила Гуннхильд.

— Скорее всего, нет.

— Ты очень добр. — Здесь она нисколько не покривила душою.

Полностью приспособиться к жизни на корабле Гуннхильд так и не смогла. И, хотя ей и приходилось справлять на корабле малую нужду — юбки надежно прикрывали горшок, которым она пользовалась, — но она не знала, смогла бы выдержать необходимость подтираться, выставив голый зад за борт, как это делали моряки. Они нисколько не стеснялись отправлять свои естественные надобности, а сама она, не подавая, конечно, виду, с удовольствием наблюдала исподтишка, как мужчины снимали штаны. Но ведь она-то была высокородной дамой!

Эйрик снова улыбнулся:

— Мне некуда спешить, когда ты находишься на борту моего корабля.

— Но ведь ты погостишь в Ульвгарде, правда? — поспешно спросила Гуннхильд.