Симона Вилар - Ассасин

Де Шампер, не будучи придворным, даже не пытался смягчить прямоту своей речи. Он видел, как побледнел молодой граф Генрих Шампанский, племянник Ричарда, видел, как истово стал креститься епископ Бове, а огромный Леопольд Австрийский зажал рот ладонью, будто его вот-вот стошнит. И все же он продолжил говорить, выложив напоследок самую страшную новость: прошлой ночью по приказу султана было казнено больше тысячи христианских пленников, доставленных до обмена.

– Причем это убийство было осуществлено вопреки Корану, – с присущим ему спокойствием продолжал Уильям, словно говорил не о погибших собратьях по вере, а пересказывал обычную новость. – Но Саладин может сослаться на то, что мусульманское право позволяет казнить пленников, если это произошло в интересах всей общины мусульман.

– Перед кем сослаться? – взвился горячий Жак д’Авен. – Да Саладин этим поступком напрочь сорвал всякие переговоры с нами!

– Да, сорвал. – Ричард резко поднялся. – И теперь ясно, что султан то ли не собрал двести тысяч динаров, обговоренных при сдаче Акры, то ли попросту решил не пополнять нашу казну, а может, и вообще не собирался отдавать нам Истинный Крест, коего у него, возможно, и нет. Но в любом случае Саладин понимает, что передача сей реликвии воодушевит наше воинство в борьбе за Иерусалим. Нужно ли ему это? Поэтому он решил не выполнять сделку и велел казнить свезенных для обмена христиан.

– О, если бы вы не выставляли столь жестких требований! – подал голос Конрад Монферратский.

Ричард какое-то время пристально смотрел на маркиза. Его глаза остро сверкали, а когда он заговорил, в голосе звучал приглушенный рык:

– Ваша светлость, похоже, забыли, что именно вы ставили эти требования, когда взялись принять у неверных Акру.

Конрад опустился на место. Смотрел исподлобья, но, не желая чувствовать себя виноватым, с почти царственным величием обратился к собравшимся все с тем же вопросом: как им быть в сложившейся ситуации, когда ясно, что султан не выполнит взятых на себя условий? Де Шампер, едва сдерживая раздражение, заметил:

– Король Ричард уже не единожды вопрошал нас об этом, маркиз. И я вижу теперь – да помилует меня Всевышний! – только один выход: нам надо выступать в поход. Но перед выступлением следует избавиться от отягощающих нас пленников акрского гарнизона. Сыграть по правилам Салах ад-Дина.

И он выразительно провел ребром ладони по горлу.

Уильям заметил, как Ричард слегка кивнул. Английский король был благодарен, что хоть кто-то взял на себя смелость произнести вслух то, что им предстояло сделать.

Настала такая тишина, что стало слышно, как где-то на улицах Акры кричит водонос. Потом герцог Бургундский, решительно стукнув кулаком по столу, заявил:

– Согласен! На войне как на войне. И разве мы не затем прибыли, чтобы резать этих язычников сарацин?

Его большой кулак остался лежать на гладкой поверхности столешницы, и король Гвидо тоже положил кулак на стол, будто подтверждая свое согласие. После минутного раздумья к ним решился примкнуть и Балиан Ибелин. Так же поступил и Жак д’Авен, уже не первый год воевавший в Святой земле. Ричард, присоединившись к ним, медленно переводил взгляд с одного командира на другого. Его твердые, как кремень, серые глаза были жесткими и решительными, и те, кто еще не понял, что их единственный выход – казнить пленников, дабы осво бодиться от них, и выступить в поход, – невольно ежились под его взглядом.

Многие еще колебались, но открыто воспротивился лишь епископ Бове. С холодным выражением на узком лице он медленно поднялся, привлекая внимание присутствующих.

– Родственник короля Ричарда тут живописал нам резню, какую устроил этот нехристь Саладин по отношению к пленникам. Но мы – не он! Святая Церковь против подобного смертоубийства! И мы, как рыцари Христа, не можем так поступать. Осмелюсь напомнить один из постулатов рыцарства: никогда не нападать на безоружных соперников.

Леопольд Австрийский, недолюбливавший Ричарда, решил поддержать Бове и стал уверять, что убийство христианами такого количества пленных иноверцев запятнает рыцарскую честь крестоносцев. Герцог поднялся во весь свой рост и упомянул о милосердии и смирении, о том, что они обесславят себя на весь мир, поступив столь безжалостно по отношению к пленникам.

– Я вижу, что у герцога Австрийского есть свой план, как поступить с пленниками, – заметил Ричард. – Итак, мы слушаем, ваша светлость.

Леопольд стал багроветь, взгляд его эмалево-голубых глаз заметался.

– Вы готовы остаться в Акре, охранять и содержать за свой счет сарацинских невольников? – попытался подсказать герцогу Бове.

– Черта с два! – огрызнулся Леопольд. – Я прибыл сюда сражаться во имя Христа, и вы не заставите меня нянчиться с нехристями. Да и денег у меня столько нет, чтобы их кормить и платить охране. Поэтому я предлагаю поступить великодушно – отпустить язычников на все четыре стороны.

Он бросил взгляд на Конрада, ожидая от него поддержки, но тот отвел глаза. Даже епископ Бове вынужден был объяснить Леопольду, что сарацины пойдут не на четыре стороны, а только в одну: в сторону ставки Саладина, чтобы там снова взяться за оружие и снова убивать христиан.

После этого герцог Австрийский со вздохом вынужден был признать, что не ведает, как еще они могут поступить, и после некоторого колебания тоже положил руку на стол, присоединив свой голос к сторонникам казни акрского гарнизона.

– И чем скорее, тем лучше, – добавил он. – За всеми этими спорами мы никогда не доберемся до Иерусалима.

Тут вмешался отмалчивавшийся до сих пор молодой граф Генрих Шампанский. Он сказал, что раз у мусульман принято продавать своих невольников в рабство, то и они могли бы продать пленных сарацин в неволю.

– И где вы видели у нас рынки рабов? – резко заметил магистр Госпиталя Гарнье. – Или вы забыли, что наша Церковь выступает против рабства? В христианских странах на рабство смотрят как на гнусность и зло. Если мы начнем торговать пленниками, то уподобимся неверным с их лжепророком.

Генрих еще какой-то миг колебался. Он был против резни. Но раз выхода нет… Вздохнув, он тоже присовокупил свой голос к тем, кто признал, что пленников придется казнить.

Оставался только Конрад Монферратский.

– Мне противно то, на что вы решаетесь. Когда я договаривался о сдаче Акры, то не имел в виду, что мы устроим массовую казнь сдавшихся на нашу милость воинов.

– Не на нашу, маркиз, – заметил магистр де Сабле. – На милость своего султана, который обещал их выкупить. Но ныне, похоже, Саладин решил, что христианская милость надежнее его обещаний. И тем принудил нас поступить так, как нам остается, – избавиться от пленников.