Олеся Луконина - Чёрная маркиза

И Дидье Бланшар бестрепетно встряхнул стаканчик с костями.

Кости со стуком рассыпались по столу.

— Твою ма-а-ать… — прохрипел кто-то в мёртвой тишине, тут же взорвавшейся криками и восторженным свистом.

Нелл пронзительно взвизгнула и, подпрыгнув, повисла на шее Дидье, который со смехом стиснул её в объятиях.

— Второй раз в жизни такой расклад вижу, — поведал Кевин, энергично почесав свой лысый затылок. — Пять шестёрок, надо же! Господь тебя любит, Дидье Бланшар. Если захочешь, оставайся тут, говорю тебе. Эй вы, расступитесь, горлопаны чёртовы! — И он без церемоний растолкал толпу зевак.

Моран с тоской покосился на мрачно молчавшего Грира.

— Си-ди, — раздельно произнёс тот, без слов поняв желание своего канонира уйти прочь отсюда.

И они сидели, изредка отпивая по глотку из своих кружек и неотрывно глядя на Дидье Бланшара, в которого будто бес вселился. Ему поистине не было ни сносу, ни удержу — он пил, не пьянея, отчаянные глаза его блестели, гитара звенела, а башмаки он стоптал, наверное, до дыр.

Когда почти все в трактире обессиленно завалились под столы и на лавки, — а маленькая Нелл свернулась клубочком в единственном продавленном кресле в углу, — Дидье схватил со стола глиняный кувшин с водой и, весело отфыркиваясь, вылил его себе на голову. Утёр рукавом лицо и поглядел на Грира с Мораном, забавно сморщив нос. Его мокрая рубаха прилипла к телу, а спутанные волосы — ко лбу, но он, не обращая на это ни малейшего внимания, насмешливо поинтересовался:

— Вы там задницы себе ещё не отсидели, garГons?

— А ты ноги до ушей не оттоптал? — парировал Моран, невольно улыбнувшись в ответ. Обижаться на Дидье было невозможно. Его выбор был действительно его правом, а им давно пора было уходить отсюда… Моран глубоко вздохнул — так глубоко, что даже в груди заболело.

— Вставайте-ка, — велел Дидье, вразвалочку подходя к ним. — Давайте-давайте, подымайтесь!

Взвесив в ладони полупустую бутылку рома, которую за всю ночь Моран и Грир так и не допили, он с театральным вздохом констатировал:

— Не умеете вы веселиться, garГons!

И, осушив бутылку в несколько длинных глотков прямо из горлышка, швырнул её в очаг, где она со звоном разбилась. А потом, даже не покачнувшись, обернулся к трактирщику:

— Эй, Кев! Найдутся три клячи у тебя в конюшне, а?

— Найдутся, — хмуро пробурчал Кевин, остро глянув на всех троих. — Спины только моим одрам не потрите, олухи, знаю я вас, раздолбаев… И куда ты собрался, олух Царя Небесного, ты же столько рому за ночь выпил, что в нём утопиться можно!

— Patati-patata! — пропел в ответ Дидье и с хохотом отпрянул от пролетевшего мимо его носа веника, метко запущенного хозяином.

Недоумённо переглянувшись, Грир с Мораном поднялись из-за стола. Они понятия не имели, что на уме у Дидье, но послушно двинулись за ним. «Как детишки за Гамельнским крысоловом», — рассеянно подумал Моран, вспомнив вдруг сказки своей кормилицы Джен.

Одры действительно нашлись в конюшне у трактира, так же, как сёдла и одеяла, которые Дидье ловко к сёдлам приторочил. Он по-прежнему молчал, но собирался с такой лихорадочной быстротой, будто уходил от погони. Моран с Гриром тоже молчали — пока выезжали за ворота на дорогу, а потом — на тропинку, ведущую вглубь зеленевших в предрассветных сумерках холмов. Они только напряжённо смотрели на прямую спину скакавшего перед ними Дидье, который даже не думал оборачиваться.

Утренний ветер трепал им волосы, и Моран с наслаждением вдыхал влажный туманный воздух. Наконец впереди замаячила голубая гладь маленького озерца, и Дидье, спрыгнув на землю, деловито расседлал своего гнедого «одра», привязав его к дереву. Рассеянно бросил в кусты привезённые одеяла. И только тогда обернулся к своим спутникам всё с тем же вызывающим прищуром:

— Nombril de Belzebuth! Вы, парни, давеча к стульям приросли, а теперь к сёдлам? Шевелите задницами, palsambleu!

— Я тебе сейчас уши надеру, молокосос! — рявкнул Грир, спрыгивая с седла. — Ты какого дьявола вытворяешь? И что это за лужа? — Он кивком головы указал на безмятежно синевшее озерцо. — Что мы тут забыли?

Дидье на миг опустил голову:

— Я тут был когда-то… с ней. Это хорошее место, капитан. Доброе.

И, не обращая больше на него и на Морана никакого внимания, будто их тут и не было, повернулся к ним спиной, скинул башмаки, содрал с себя одежду, сладко потянулся и прыгнул в озеро.

Моран и Грир немо уставились друг на друга, а потом опять на этого наглеца, который, отфыркиваясь, уже вовсю плескался на глубине.

— Я его утоплю сейчас, — процедил Моран, свирепо путаясь в штанах. — Нашёл с кем шуточки шутить!

— Это не шуточки, — глухо вымолвил вдруг Грир, расстёгивая свой камзол. — И ты сам знаешь, почему он это делает. От отчаяния. Идиот.

Когда они вошли в тёплую ласковую воду, Дидье уже вынырнул и в упор, без улыбки, смотрел на них, стоя по пояс в озере. Прозрачные струйки стекали по его лицу и груди, губы были плотно сжаты, а взгляд — непроницаем.

— Хороша водичка, а? — жизнерадостно поинтересовался он наконец, встряхнув головой так, что капли разлетелись во все стороны. — Пресная, не чета морской, tres bien! Близнецам если б волю дать, они б всё море опреснили, вот бы дельфины и акулы порадовались! Только Морской Хозяин не порадовался бы небось, да и русалки… — Он запнулся. Глаза его шало блестели, мокрые ресницы слиплись острыми стрелками. — Вы чего молчите, а?

— Того, что ты за троих тараторишь, и всё не по делу, — отрезал Грир, подходя к нему вплотную, и Дидье вскинул взгляд к его лицу, едва заметно вздрогнув. — Весело тебе так уж, что ли?

Дидье вдруг подумал, что всё это было действительно весело, дьявольски весело.

Вот оно, это слово — дьявольски.

Подумать только, он же сам себя загнал в силки, чтобы Грир с Мораном его поймали.

Сам, добровольно, стал добычей!

Вот смеху-то.

Он совершенно не понимал, за каким чёртом совершил эдакую несусветную глупость, и почему в тот момент, когда он задумал отправиться сюда с Мораном и Гриром, эта мысль казалась ему такой единственно правильной.

Ром. Всё это треклятый ром, le tabarnac de salaud!

И чёрное беспросветное отчаяние, которое выгрызало ему сердце.

Он знал только, как сильно эти двое его хотят — понял ещё во время дурацкой игры в кости. И уже тогда решил — хотят, значит, пусть заполучат хоть разок, даже если выигрыш выпадет не Гриру. Кому ты вообще нужен, Дидье Бланшар? Да никому в целом свете!

Кроме этих… волков.

Невольная дрожь прошла у него по позвоночнику, вниз к крестцу, к подкашивавшимся ногам. Стало очень холодно, и кожа покрылась мурашками. Хмель неотвратимо выветривался из пульсировавшей болью головы.

О том, что так же неотвратимо должно было сейчас произойти, Дидье даже и подумать не мог. Вернее, гнал от себя эти мысли, как гонят из города больных проказой.