Джеймс Купер - Том 1. Шпион, или Повесть о нейтральной территории

— Этот Гарви Бёрч со своими многозначительными взглядами и зловещими предостережениями сильно беспокоит меня,— заметил капитан Уортон, очнувшись от раздумья и отгоняя мысли об опасности своего положения.

— Почему в такие тревожные времена ему позволяют свободно расхаживать взад и вперед?—спросила мисс Пейтон.

— Почему мятежники так просто отпускают его, я и сам не понимаю,— ответил племянник,— но ведь сэр Генри не даст волосу упасть с его головы.

— Неужели? — воскликнула Френсис, заинтересовавшись.— Разве сэр Генри Клинтон знает Бёрча?

— Должен знать, во всяком случае.

— А ты не считаешь, сынок,— спросил мистер Уортон,— что Бёрч может тебя выдать?

— О нет. Я думал об этом, прежде чем доверился ему: в деловых отношениях Бёрч, по-видимому, честен. Да и зная, какая ему грозит опасность, если он вернется в город, он не совершит такой подлости.

— По-моему,— сказала Френсис в тон брату,— он не лишен добрых чувств. Во всяком случае, они порой проглядывают у него.

— О,— с живостью воскликнула старшая сестра,— он предан королю, а это, по-моему, первейшая добродетель!

— Боюсь,— смеясь, возразил ей брат,— что его страсть к деньгам сильнее любви к королю.

— В таком случае,— заметил отец,— пока ты во власти Бёрча, ты не можешь считать себя в безопасности — любовь не выдержит испытания, если предложить денег алчному человеку.

— Однако, отец,— развеселившись, сказал молодой капитан,— ведь есть же любовь, которая способна выдержать любое испытание. Правда, Фанни?

— Вот тебе свеча, не задерживай папу, он привык в это время ложиться.

В тот вечер члены семейства Уортон склонили головы на подушки со смутным предчувствием, что их привычный покой будет нарушен. Тревога не давала сестрам уснуть; почти всю ночь они не сомкнули глаз, а утром встали, совсем не отдохнув. Однако когда они бросились к окнам своей комнаты, чтобы взглянуть на долину, там царила прежняя безмятежность. Долина сверкала в сиянии чудесного тихого утра, какие часто выдаются в Америке в пору листопада,— вот почему американскую осень приравнивают к самому прекрасному времени года в других странах. У нас нет весны; растительность не обновляется медленно и постепенно, как в тех же широтах Старого Света,— она словно распускается сразу. Но какая прелесть в ее умирании! Сентябрь, октябрь, порой даже ноябрь и декабрь — месяцы, когда больше всего наслаждаешься пребыванием на воздухе; правда, случаются бури, но и они какие-то особенные, непродолжительные и оставляют после себя ясную атмо» сферу и безоблачное небо.

Казалось, ничто не могло нарушить гармонию и прелесть этого осеннего дня, и сестры спустились в гостиную с ожившей верой в безопасность брата и в собственное счастье.

Семья рано собралась к столу, и мисс Пейтон с той педантичной точностью, какая вырабатывается в привычках одинокого человека, мягко настояла на том, чтобы опоздание племянника не помешало заведенному в доме порядку. Когда явился Генри, все уже сидели за завтраком; впрочем, нетронутый кофе доказывал, что никому из близких отсутствие молодого капитана не было безразлично.

— Мне кажется, я поступил очень умно, оставшись,— сказал Генри, ответив на приветствия и усаживаясь между сестрами,— я получил великолепную постель и обильный завтрак, чего не было бы, доверься я гостеприимству знаменитого ковбойского отряда.

— Если ты мог уснуть,— заметила Сара,— ты счастливее меня и Френсис: в каждом ночном шорохе мне чудилось приближение армии мятежников.

— Что ж, сознаюсь, и мне было немного не по себе,— засмеялся капитан.— Ну, а как ты? — спросил он, повернувшись к младшей сестре, явной его любимице, и потрепал ее по щеке.— Ты, наверное, видела в облаках знамена и приняла звуки эоловой арфы мисс Пейтон за музыку мятежников?

— Нет, Генри,— возразила девушка, ласково глядя на брата,— я очень люблю свою родину, но была бы глубоко несчастна, если бы ее войска подошли к нам теперь.

Генри промолчал; в ответ на любящий взгляд Френсис он посмотрел на нее с братской нежностью и сжал ее руку.

Цезарь, который тревожился вместе со всей семьей и поднялся на заре, чтобы внимательно осмотреть окрестности, а теперь стоял, глядя в окно, воскликнул:

— Бежать... бежать, масса Генри, надо бежать, если любите старого Цезаря... сюда идут кони мятежников!— Он так побледнел, что его лицо стало почти белым.

— Бежать!—повторил английский офицер и гордо выпрямился по-военному.— Нет, мистер Цезарь, бегство не мое призвание!—С этими словами он неторопливо подошел к окну, у которого, оцепенев от ужаса, уже стояли его близкие.

Примерно в миле от «Белых акаций» по одной из проезжих дорог цепочкой спускались в долину человек пятьдесят драгун. Впереди, рядом с офицером, ехал какой-то человек в крестьянской одежде и указывал рукой на усадьбу. Вскоре от отряда отделилась небольшая группа всадников и понеслась в этом направлении. Достигнув дороги, лежавшей в глубине долины, всадники повернули коней к северу.

Уортоны по-прежнему неподвижно стояли у окна и, затаив дыхание, наблюдали за всеми движениями кавалеристов, которые тем временем подъехали к дому Бёрча, мигом окружили его и сразу же выставили с десяток часовых. Два или три драгуна спешились и скрылись в доме. Через несколько минут они снова появились во дворе; с ними была Кэти, и по ее отчаянной жестикуляции можно было понять, что дело шло отнюдь не о пустяках. Разговор со словоохотливой экономкой длился недолго; тут же подошли главные силы, драгуны передового отряда сели на коней, и все вместе понеслись галопом в сторону «Белых акаций».

До сих пор никто из семейства Уортон не нашел в себе достаточно присутствия духа, чтобы подумать, как спасти капитана; только теперь, когда беда неминуемо надвигалась и нельзя было медлить, все начали поспешно предлагать разные способы укрыть его, но молодой человек с презрением отверг их, считая для себя унизительными. Уйти в лес, примыкавший к задней стороне дома, было поздно — капитана не преминули бы заметить, и конные солдаты несомненно догнали бы его.

Наконец сестры дрожащими руками натянули на него парик и все прочие принадлежности маскарадного костюма, бывшие на нем, когда он пришел в дом отца. Цезарь на всякий случай хранил их под рукой.

Едва успели наскоро покончить с переодеванием, как по фруктовому саду и по лужайке перед коттеджем рассыпались драгуны, прискакавшие с быстротой ветра; теперь и дом мистера Уортона был окружен.