Джеймс Купер - Том 5. Следопыт или На берегах Онтарио

— А теперь, когда вы меня увидели, — улыбаясь, непринужденно и без всякого смущения ответила девушка, — ей и в голову не приходило, что слова Следопыта означают нечто большее, чем выражение отцовского и братского чувства, — теперь вы поняли, как опрометчиво питать дружбу к человеку, которого знаешь только понаслышке?

— Это не дружба, нет. То, что я чувствую к вам, совсем не дружба. Вот с делаварами у меня дружба с самых юных лет, но мои чувства к ним, даже к лучшему из них, совсем не похожи на те, что возникли у меня после рассказов сержанта и особенно теперь, когда я узнал вас ближе. Нехорошо человеку, занятому таким опасным мужским делом, как я — проводнику и разведчику или даже солдату, — искать расположения у женщин, особенно у молодых, иногда даже боязно, что от этого он может забыть свое призвание, утратить находчивость и разлюбить свое дело.

— Но вы, конечно, не думаете. Следопыт, что дружба с такой девушкой, как я, сделает вас менее отважным и вы не так охотно, как прежде, будете драться с французами?

— Нет, нет. Но, к примеру сказать, если бы вам грозила опасность, боюсь, как бы я не стал безрассудно смелым. Раньше, пока мы с вами не свели такого тесного знакомства, если можно так сказать, я любил размышлять о походах, разведках, вылазках, битвах и других приключениях, а теперь они вовсе и не идут мне па ум. Я больше думаю о вечерах, которые коротают беседой в казарме, о чувствах, далеких от вражды и кровопролития, о молодых женщинах, их смехе, веселых, нежных голосах, милых лицах и любезном обхождении. Иногда мне хочется сказать сержанту, что он и его дочь погубят одного из лучших и самых опытных разведчиков на границе!

— Нет, нет. Следопыт, напротив! Они постараются, чтобы такой превосходный разведчик стал еще лучше. Вы не знаете нас, если думаете, что я или отец хотели бы, чтобы вы изменились хоть самую малость. Оставайтесь таким, какой вы есть, — честным, прямодушным, добросовестным, бесстрашным, умным и надежным проводником, — и ни отец мой, ни я никогда не подумаем о вас ничего плохого.

Уже совсем стемнело, и Мэйбл не видела выражения лица своего собеседника. Но по тому, с каким жаром и свободой она говорила, повернувшись к нему лицом, было ясно, что она не чувствовала никакого смущения и что слова ее идут от самого сердца. Правда, щеки ее слегка раскраснелись, но только потому, что она сильно увлеклась своей речью. Ни одна струнка в душе ее не дрогнула, и сердце не забилось быстрей. Короче говоря, это была девушка, которая доверчиво и откровенно признавалась мужчине в своем расположении к нему, потому что он заслужил его своими прекрасными качествами и поступками, но при этом не испытывала никакого волнения, неизбежного при излиянии более нежных чувств.

Следопыт был неискушен в таких тонкостях, и потому, несмотря на всю его скромность, слова Мэйбл вселили в него надежду. Не желая или, вернее, не будучи в состоянии высказаться до конца, он отошел в сторону и минут десять молча глядел на звезды, опершись на свое ружье.

Тем временем на бастионе между Лунди и сержантом происходила беседа, о которой мы уже упомянули.

— Солдатские ранцы проверены? — спросил майор Дункан, бросив взгляд на поданный ему сержантом письменный рапорт, который он, однако, не мог прочесть в темноте.

— Все до единого, ваша честь.

— А снаряжение, оружие?

— Все в полном порядке, майор Дункан, хоть сейчас в дело.

— Вы отобрали людей по моему списку, Дунхем?

— Всех без исключения, сэр. Лучших людей по всему полку не найти.

— Вам нужны самые лучшие солдаты, сержант. Мы делали эту попытку дважды, и каждый раз под командованием одного из младших офицеров; все они уверяли меня, что добьются успеха, и всегда терпели неудачу. После стольких усилий и издержек я не могу оставить задуманный план, но эта попытка будет последней, и успех ее зависит главным образом от вас и Следопыта.

— Вы можете положиться на нас обоих, майор Дункан. При нашем опыте и сноровке эта задача нам по плечу, надеюсь, что мы выполним ее с честью. Я знаю, что за Следопытом дело не станет.

— Да, в этом можно не сомневаться. Удивительный он человек, Дунхем, и долго был для меня загадкой; но теперь, когда я узнал его ближе, он внушает мне такое же уважение, как любой генерал, который служит его величеству.

— Надеюсь, сэр, что вы отнесетесь одобрительно к моему намерению выдать за него Мэйбл, Это мое заветное желание.

— Ну, сержант, время покажет, — ответил Лунди, улыбаясь, но в темноте не было видно, как ом поморщился. — Иногда труднее совладать с Одной женщиной, чем с целым полком солдат. Кстати, как вам известно, квартирмейстер, который тоже метит к вам в зятья, отправляется с вашим отрядом; надеюсь, вы дадите ему такую же возможность, как и остальным претендентам, добиваться благосклонности вашей дочери.

— Если бы к этому меня не побуждало уважение к его чину, то достаточно было бы одного вашего желания, сэр.

— Спасибо, сержант. Мы с вами долго служили вместе и всегда ценили друг друга. Не поймите меня превратно, я прошу для Дэйви Мюра не покровительства, а позволения свободно участвовать в этом поединке. В любви, как на войне, человек должен сам добиваться победы. А вы уверены, что рационы рассчитаны правильно?

— Я за это отвечаю, майор, но, как бы то ни было, мы не пропадем с такими охотниками, как Следопыт и Змей.

— Это никуда не годится, Дунхем! — резко перебил его Лунди. — Вот что значит родиться и обучаться в Америке! Настоящий солдат полагается только на своего интенданта, и я не желаю, чтобы первыми нарушили такой порядок люди моего полка.

— Вам остается только приказать, майор Дункан, и все будет исполнено. Но все же осмелюсь заметить, сэр…

— Говорите прямо, сержант, не стесняйтесь, вы говорите с другом.

— Я хотел лишь сказать, что даже шотландцы любят оленину и птицу не меньше, чем свинину, когда ее трудно раздобыть.

— Весьма вероятно, но вкусы и порядок — вещи разные. Армия должна полагаться только на своих интендантов. Распущенность колониальных солдат постоянно вносит дьявольский беспорядок в королевскую службу, нельзя ей больше потворствовать.

— Позвольте, ваша честь, но ведь генерал Бреддок прислушивался к советам полковника Вашингтона [28].

— Опять этот ваш Вашингтон! Все вы тут, в колониях, держитесь друг за друга, словно заговорщики, связанные клятвой!

— Мне кажется, у его величества нет более верных подданных, чем американцы, сэр.

— Тут вы, пожалуй, правы, Дунхем. Я, может быть, немного погорячился. Вас, сержант, я, конечно, к колониальным солдатам не причисляю. Хоть вы и родились в Америке, ни один солдат лучше вас не управляется с мушкетом.

— А полковник Вашингтон, ваша честь?