Валерий Привалихин - Клад адмирала

— Надеюсь, нигде не засветились? — спросил.

— Нет, но теперь придется писать газетный материал. Они ждать будут.

— Так сделайте. Переведите на польский, пошлите вырезку. Сам знаешь, как делается. Но не сейчас. По холодам, по снегу.

— Да. Я тоже так думал…

— Ну подождите, постойте же! — услышал Платницын над самым ухом запыхавшийся звонкий женский голос, и тут же почувствовал, как чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть.

Непроизвольно он попытался высвободить руку — не тут-то было.

Платницын обернулся, с недоумением посмотрел в скуластое, с раскосыми глазами монголоидное лицо: что нужно от него молодой азиатке?

— Подождите минуту… Халат… — произнесла она, сглотнув слюну.

Ах, вот в чем дело. Он забыл, выходя из больницы, возвратить халат для посетителей, и из-за этого санитарка почти через весь больничный двор бежала за ним.

Платницын стянул с себя белый застиранный халат без пуговиц, отдал ей, и она, не сказав ни слова, пошла обратно к светлеющему среди тополиной листвы трехэтажному корпусу лечебницы.

Он смотрел санитарке вслед — на ее худую нескладную фигуру, перехваченную пояском в талии, на голенастые ноги в тапочках. Внезапное озарение вспыхнуло в его мозгу. Непроизвольно он даже подался к ней, окликнул ее, и когда она остановилась, обернулась, ждала, что он скажет ей, он уже напрочь забыл о ней, мысли его были уже совершенно о другом.

«Лишь бы жива была, а уж найти я ее найду обязательно».

Жажда деятельности охватила его. Он взглянул на часы. Вечер, но не самый конец рабочего времени. Сегодня еще много можно успеть. Особенно если Онищенко на месте. Он заторопился.

Через четверть часа подкатил на такси к Управлению. Открыв массивную парадную дверь, кивнул дежурному, прошел в левое крыло, где размещался отдел «А» — архивный и реабилитации жертв репрессий.

Онищенко был в своем кабинете, а дверь рядом — опечатана сургучной печатью, и в этом Платницын усмотрел добрый для себя знак. Будь молодой начальник архивного отдела на месте, пришлось бы долго объясняться, зачем ему нужно в архив; скорее всего, пришлось бы писать рапорт на имя начальника Управления. А с заместителем, подполковником Онищенко, просто: они старые приятели, проработали вместе без малого сорок лет, понимают друг друга с полуслова, можно обойтись без предисловий. Платницын и начал без долгих вступлений:

— В пятьдесят первом году, летом, я вел дело одной врачихи, Михаил Павлович.

— А фамилия? — спросил Онищенко.

Фамилия, как Платницын ни напрягал память, пока не вспоминалась.

— Монголка. Или бурятка…

— Это без разницы… А статья?

— Пятьдесят восемь — восемь.

— Уже кое-что. У тебя какой отдел был тогда?

— Оперативный.

— Ладно, попробуем найти, — сказал Онищенко, вставая из-за стола.

Пройдя до конца коридора и спустившись по ступеням лестницы вниз, они миновали одну железную дверь, другую и оказались в помещении без окон со стеллажами, на которых плотно, ровными рядами выстроились папки. Папок было так много, что у Платницына при виде их настроение упало: попробуй, не зная фамилии, найти среди этого моря нужную.

У входа письменный стол и стул возле него.

— Посиди пока, — кивнул Онищенко. Сам нырнул в промежуток между стеллажами.

Наступила тишина. Платницын, глядя, как на часах на руке секундная стрелка обегает циферблат, все пытался вспомнить фамилию.

— Поздно ты сегодня пришел, — раздался через несколько минут голос Онищенко. — Ну ничего, не нынче, так завтра найдем…

— Лучше бы сегодня, — отозвался Платницын.

— Ну, как удастся… — Онищенко вышел из-за стеллажей, переместился в другой ряд.

Опять воцарилась тишина. И опять Платницын силился вспомнить фамилию. Мысли, как ни пытался руководить ими, сбивались. Снова и снова память возвращала к сегодняшнему разговору в больнице.

— Ты что, уснул, Иван Григорьевич? — вернул его к действительности голос Онищенко.

— Нет-нет, — поспешно ответил Платницын.

— Зову его, зову… — Подполковник стоял рядом. — Не эта?

Сразу определил: та самая, нужная ему. «Басаулова» — была выведена его рукой фамилия. Аяна Тэндэновна. Бурятка. 1927 года рождения. Почти ровесница ему, на год моложе. «Это хорошо, что моложе, больше шансов, что жива. Если тогда все кончилось для нее благополучно». Он не знал — как. Но должно было кончиться благополучно.

— Выносить нельзя, — предупредил Онищенко. — Только здесь читать. Здесь немного. Ты быстро, да?

— Мг… — Платницын кивнул. Он уже скользил глазами по документу, благодаря которому «познакомился» с Басауловой. Целая страница текста на пишущей машинке.

«Считаем своим гражданским и профессиональным долгом сообщить, что врач Басаулова Аяна Тэндэновна применяет на больных настойку аконита, который как лекарственное средство в данное время в фармакопею не включен. Чтобы понять даже неспециалисту, насколько опасен аконит, нужно знать, что все растение ядовито, один грамм его, а то и меньшее количество, несет смертельное отравление. Поэтому необоснованное применение яда аконита без утверждения Министерством здравоохранения как лечебного средства граничит с преступлением. Несмотря на письменное предупреждение облздравотдела от 15//II-1951 года о прекращении применения указанного выше растения в качестве лечебного средства больным злокачественными болезнями, товарищ Басаулова А. Т. продолжает и по сей день, т. е. спустя четыре месяца, пользоваться им, отвлекая больных от специального лечения. Причем врач тов. Басаулова А. Т. применяет аконит в амбулаторных условиях. Выяснить, как проводится лечение, в каких дозах, продолжительность его не представляется возможным, т. к. каких-либо документов в амбулаторных картах больных нет. Настойка аконита хранится Басауловой А. Т. в ее рабочем кабинете в письменном столе, таким образом нарушается инструкция в отношении хранения настойки.

Корень аконита хранится дома. Настойка изготовляется в домашних условиях самой Басауловой А. Т. без предварительной проверки на содержание ядовитых алкалоидов в корне. Права на приготовление лекарственных средств у врача Басауловой А. Т. нет, т. к. она не имеет специального образования, ввиду этого настойка приготовлена с завышенным содержанием алкалоидов. Нормальное содержание алкалоидов составляет 0,052 процента, в составе же сданной по требованию комиссии на анализ содержание алкалоидов составляет 0,77 процента, что есть 12-кратное превышение допустимого. А больные получают от Басауловой А. Т. настойку аконита на руки без учета и контроля за употреблением.

Не случайно поэтому только за последние полгода благодаря „лечению“ у Басауловой А. Т. умерли четыре человека (Попов А. Г., Баскакова В. Ю., Сыренко Е. П., Извекова Г. Г.).