Огюст Маке - Прекрасная Габриэль

Говоря таким образом, молодой человек упал на колени перед аналоем, и его мать наверняка бросила на землю взгляд, смешанный с горечью, видя, как ее обожаемый сын борется с неизлечимой горестью.

Король гулял в Сен-Жерменском цветнике. Он держал в руке бумаги и, по-видимому, читал их с большим вниманием. Но это было притворством, чтобы обмануть того, кто мог наблюдать за королем из окон замка. Генрих не читал, а разговаривал с ла Варенном, который, идя по левую его сторону и скромно опустив глаза, не терял ни одного из слов короля и отвечал ему, хотя никак нельзя было бы угадать разговора между ними.

— И ты говоришь, что этой бедной Анриэтте лучше? — сказал король, перевертывая лист.

— Да, государь; у нее был жестокий припадок; я думал, что она умрет.

— Это было бы очень жаль. При моем дворе нет более прелестной нимфы. И она чахнет от горя?

— Есть от чего, государь; она любит вас до безумия и вдруг узнает о вашем предстоящем браке с другой.

— Что мне рассказывали о какой-то странной сцене, которая разбудила ночью всех жителей в ее квартале?

— О какой-то сцене? — спросил ла Варенн с простодушным видом, потому что король намекал на знаменитую историю отнятой записки, а покровителю Антрагов было нужно совершенно отвлечь подозрение короля.

— Да, слышали крики, угрозы, видели Антрага в халате и с топором в руке. Говорили о какой-то записке.

— Я знаю теперь, о какой записке ваше величество изволите говорить. Точно, дело шло о записке.

— О записке отнятой.

— Ваше величество знаете всё, — сказал ла Варенн с лакейским восторгом, — какая полиция!

— Довольно хорошая, ла Варенн, довольно хорошая. Что это была за записка?

— Вот вся правда, государь. Мадемуазель д’Антраг писала к вам страстно, по своему обыкновению, отец пришел и отнял у нее записку. Он хотел убить свою дочь.

— Ах, боже мой!

— Она чуть не умерла от стыда и горя.

— Разве этот Антраг дикарь?

— Государь, он защищает свою честь. Вы опасны для отцов и мужей, потому что вам стоит только показаться, чтобы понравиться.

— Чем же это кончилось? — спросил Генрих, польщенный в глубине сердца, хотя он был слишком умен, для того чтобы это показать.

— О, ужасное происшествие! Он угрожал запереть ее в монастырь, в тюрьму.

— Но Анриэтта мужественна, разве она не защищается?

— Сколько может, но как же победить отца?

— Я знаю таких, которым это удалось.

— Эти, государь, имели вас опорой. Если б вы только протянули руку этой бедной девице, она имела бы силы справиться с целым светом. Вот отчего происходит ее печаль, она чувствует себя брошенной.

— Осторожнее! — сказал король на повороте аллеи. — Ты подходишь слишком близко. Иди позади. Я вижу, как шевелятся занавески, на нас смотрят.

Ла Варенн стал завязывать шнурки своего башмака.

— Эта женщина стоит мне больших хлопот, — продолжал король.

— Она стоит того, государь. Не дайте умереть от горести такой красавице. Ваше величество не можете знать, до какой степени совершенна эта красота.

— Что же делать?

— Помогите.

— Отец грубиян, а я хочу тишины, мне уже надоели такие отцы.

— Он просит только, чтобы ему отвели глаза. Сделайте это.

— Что же я должен сделать?

— О, очень немного! Вчера еще эта бедная девица говорила: «Как жаль, что король не считает меня достойной нескольких пожертвований, потому что если б он хотел, я завтра бы имела много свободы, чтобы повиноваться влечению моего сердца».

— Э! Я готов на пожертвования, но какие? Этот Антраг такой жадный.

— Как человек бедный, государь.

— Если только нужны деньги, немного найдется. Я много тружусь для моего народа и, по совести, думаю, что имею право развлекаться. Я скоро пополню эту сумму.

— Разве вся Франция не принадлежит вашему величеству?

— Эта бедная девушка должна очень страдать, что ею торгуют таким образом.

— Она просто мученица. «Пусть король только покажет вид, — говорила она мне, — что он обращается со мной, как с благородной девицей, пусть обещает мне…»

— Что же такое, боже мой?

— Некоторую прочность в своей нежности.

— Это легко.

— Обещать, это правда, государь.

— Ну, если она требует обещания…

Ла Варенн молчал.

— Я полагаю, что она не ждет обещания на ней жениться, потому что я женюсь на герцогине де Бофор.

Ла Варенн начал молча смеяться, и король увидел его страшную улыбку.

— Ты над чем смеешься? — спросил он.

— Над тем, что ваше величество из бесполезной деликатности делаете совершенно противное тому, что следует сделать, чтобы иметь скорый успех.

— Я не понимаю.

— Ваше величество, позвольте мне высказать мои мысли?

— Говори.

— Эти Антраги тщеславны и, если надо признаться, жадны.

— Я так думаю.

— Они мучат свою дочь, потому что она не дает довольно удовлетворения их гордости и скупости.

— Скупость можно насытить не разоряясь, я надеюсь.

— И гордость также, государь. Вот пример: герцогиня де Бофор ведь думает, что вы на ней женитесь, не правда ли?

— Конечно, и она права.

— Она права. Хорошо. Однако ваше величество уже женаты. Стало быть, герцогиня должна верить вашему величеству, чтобы не дать разрыва первого вашего брака. Почему же Антраги, если ваше величество обещаете жениться на их дочери, не будут верить этому так же, как герцогиня?

— Во-первых, я им не обещаю. Или ты принимаешь французского короля за такого бездельника, как ты, ла Варенн?

Ла Варенн согнул спину.

— Обещание обещанию рознь, — прошептал он.

— О! если они удовольствуются малым, — сказал Генрих весело, — то дело возможно.

— Но, государь, еще раз, дело идет не о них. Их можно обмануть, даже прибить… но помогите бедной девице, государь, или бросьте ее совсем, дайте ей умереть от горя, она будет страдать меньше от преследований своих родных.

— Сохрани бог, чтобы такое совершенное существо умерло от моего бесчеловечия!

— Подайте же ей притворную помощь. Пусть она имеет для своих гонителей какую-нибудь причину, чтоб действовать. Обещание, данное ей, это ее спасение, это ее свобода, это право лететь в объятия своего короля. Когда после придется сводить счеты с родными, она поможет вашему величеству расхохотаться им под нос. Тем более что долг нельзя будет заплатить, потому что ваше величество будете уже женаты на другой.

— Это не совсем глупо, — сказал Генрих, задумавшись.

— Стало быть, я могу пролить несколько капель бальзама на раны этой влюбленной красавицы? О, государь! она способна упасть в обморок от радости.

— Не обещай слишком многого от меня.

— Напротив, она, государь, надает вам обещаний, и вы увидите, с какой пылкостью…

— Уйди, демон-искуситель, уйди скорее; я вижу, Росни входит в сад. Кто это с ним? Мое зрение слабеет.