Огюст Маке - Прекрасная Габриэль

— Мы сейчас узнаем! — вскричала герцогиня Монпансье, поспешно всходя на лестницу, которая вела в кабинет ее брата.

Она нашла герцога совсем одетым; его огромное брюхо было стянуто портупеей, на голове была шляпа; он только что запирал шкатулку, которую брал его камердинер. Герцог де Майенн, несмотря на свою страшную полноту, был проворен, и глаза его блистали неиссякаемым огнем под густыми бровями.

— Это моя сестра! — закричал он с притворным удивлением, увидев буйную герцогиню. — И герцог Фериа!.. Здравствуй, сестра. Герцог, я кланяюсь вам. А, это ты Бриссак.

Говоря таким образом, де Майенн застегивал плащ и надевал перчатки.

— Вы как будто уезжаете, брат, — сказала герцогиня.

— Мы недолго вас задержим, — сказал испанец.

— Да, — спокойно отвечал де Майенн, — я уезжаю.

— Вы желаете, чтобы мы подождали вашего возвращения? — вскричал герцог Фериа.

— Вам пришлось бы ждать слишком долго, — отвечал де Майенн с тем же спокойствием.

— Куда же вы едете, монсеньор? — спросили оба гостя с беспокойством.

— В Артура.

— Вы уезжаете? — закричала герцогиня.

— Вы оставляете Париж? — воскликнул герцог.

— Как видите, — отвечал толстый герцог, между тем как Бриссак в углу не сводил глаз с этой любопытной сцены.

— Это невозможно! — прибавила герцогиня Монпансье.

— Вы не можете бросить ваших союзников! — сказал испанец, посинев от испуга.

— Я никого не бросаю, — отвечал де Майенн. — Вы довольно здесь сильны, чтобы обойтись без меня, между тем как в провинции нужно мое присутствие. Вы не знаете разве, что де Вальроа сдал Руан королю, что Лион сам сдался? Если Париж сделает это? Послушайте, господа!

— О, никогда! — заревела герцогиня.

— Мы здесь, — с бешенством сказал испанец.

— Если вы здесь, — сказал де Майенн, — тем более причины, чтобы я отправился в другое место.

— Но объясните мне, брат…

— Извольте, сестра.

— Монсеньор, — прибавил герцог Фериа, — именем короля, моего повелителя…

— Я имею честь отвечать вам, милостивый государь, — сухо перебил де Майенн, — что король, ваш повелитель, пусть поступает, как хочет, а я — как могу. Я ведь не испанец, насколько мне известно.

— Но здесь есть гарнизон испанский, ваш союзник.

— В кабинете обошлись без меня — и на поле битвы обойдутся, — сказал де Майенн.

— Монсеньор, поймем друг друга.

— Я совершенно понимаю себя. Ваш покорнейший слуга.

— Вы дезертируете, — сказал испанец с бешенством.

— Я нахожу вас пресмешным, — вскричал де Майенн, покраснев от гнева. — Как вы смеете говорить языком, на котором вы говорите так дурно? Я дезертирую, говорите вы… Узнайте, что во Франции называют дезертиром того, кто бросает французскую службу. Защищайте ваши ворота, у вас есть деньги и солдаты. А я еду с женой и детьми. Берегите себя, а я буду беречь себя.

Герцог Фериа обернулся к Бриссаку.

— Вы допустите, чтобы герцог оставил нас в таком затруднении?

— Что же мне делать? — возразил губернатор добродушно. — Монсеньор — мой начальник.

— Представьте ему по крайней мере…

— Избавьте Бриссака от речей, он не оратор, и требуйте от него то, что он умеет делать. Я назначил его парижским губернатором, пусть его распоряжается. Вы желали объяснений, — обратился он к герцогине, — вот они.

— Я жду других, — прошептала она, вне себя от бешенства.

Герцог Фериа понял, что его высылают. Он находился в ужасном недоумении. Отъезд де Майенна был смертельным ударом для Лиги. Она состояла из двух элементов: из французского и испанского, и только первый заставлял лигеров терпеть второй; этот отшитый элемент изменял лигу в иностранное владычество. Не было уже французов против французов. Франция обрисовывалась с одной стороны, Испания с другой; Филипп II не предвидел этого решения.

Сама герцогиня его не подозревала; ее бледность и нервный трепет достаточно это показывали. Когда герцог испанский, дрожа, растерявшись, вертелся туда и сюда, не решаясь уйти, несмотря на тройной поклон, сделанный ему де Майенном, герцогиня шепнула ему:

— Позвольте мне одной поговорить с моим братом; я его остановлю.

Бриссак поклонился и сделал вид, что хочет уйти, чтобы увести испанца.

— О, вы можете остаться! — вскричала она. — Господин губернатор.

Испанец, задетый за живое, вышел, не скрывая своего волнения и гнева. Бриссак, чуявший грозу, забился в самый маленький уголок.

— Брат, — сказала герцогиня со стремительностью потока, — в здравом ли вы уме?

— До такой степени, сестра, — отвечал Майенн, — что я скажу вам вещи, которые вас удивят.

— Если они мне докажут, что, уезжая, вы не оставляете корону Беарнцу, я принимаю их. Между нами, в своей семье можно быть откровенными.

— Да, я оставляю корону Беарнцу, но что ж это за беда?

— Как, что за беда! — заревела герцогиня. — И это де Гиз говорит таким образом!

— А то как же! Что всегда делали Гизы? Они хотели царствовать, не так ли? Мой дед пытался, и отец мой, и я, и вы, сестра, и ваш племянник — тоже. На этом свете каждый старается за себя. Пока я трудился для себя, я действовал мужественно, но с тех пор как дело идет о том, чтобы моего племянника сделать королем французским, я отказываюсь. Послушайте, у меня есть дети, я не хочу, чтобы они были ниже их кузена.

— А, так вот причина! — прошептала герцогиня с мрачным презрением.

— Да, вот, у меня нет другой. Вы удивляетесь?

— Я стыжусь.

— Вам следовало бы сохранить эту стыдливость для ваших собственных интриг. Что вы составляете заговоры против короля, чтобы отмстить за вашего брата, это пусть еще; но чтобы вы продавали испанцу вашего брата, чтобы утолить вашу алчность управлять вместо ребенка, этого я вам не прощу. Вы составили заговор с испанцем, выпутывайтесь вместе с ним.

— Вы раскаетесь.

— Я? Никогда!

— Я восторжествую одна.

— И прекрасно.

— И докажу, что в нашей семье всегда есть герои. Тем хуже для вас, это буду я!

— Я оставляю вам мою каску и мой кирас.

— Каска слишком мала, кирас слишком велик.

— Я оставил бы вам и мою шпагу, но она слишком тяжела, герцогиня.

— У меня есть свое оружие, — возразила она, кипя от бешенства.

— Это правда, нож брата Клемана. Прощайте, сестра.

Герцогиня, пораженная этим ужасным словом, могла только отвечать взглядом змеи. Она гордо прошла перед Майенном и вышла со смертью в сердце. Бриссак подошел к герцогу.

— Мне что делать? — спросил он.

— Сделай, чтобы меня не остановили, — отвечал де Майенн.

— Можете быть покойны, — сказал Бриссак и медленно воротился к испанцу и герцогине, которые держали совет во дворе, куда все шумно собрались. На пустой лестнице Бриссак приметил Арно, этого верного агента короля, который ждал его, переодетый лакеем.