Томас Майн Рид - Белый вождь

Отряд ушел в крепость, а капитан Робладо с людьми, охранявшими освобожденную пленницу, остановился на площади. При этом он преследовал три цели: во-первых, передать молодую девушку местным гражданским властям; во-вторых, показать всем несомненное доказательство своего важного успеха, ведь это он совершил такой великий подвиг; и в-третьих, воспользоваться случаем, чтобы похвалы ему расточались перед известным балконом, где он мог бы покрасоваться.

Все цели были достигнуты, но не все получилось, как было задумано. Напрасно играли громкий марш, возвещая о прибытии солдат; освобожденную пленницу поставили на виду; напрасно конь капитана Робладо, понуждаемый острыми шпорами, гарцевал, принимая самые великолепные позы: Каталина де Крусес на балконе не показалась. Его приветствовали лишь приказчики и слуги, и на лице гордого победителя, отъехавшего от балкона, отразилось мрачное отчаяние.

Через несколько минут он слез с лошади у Дома капитула и передал молодую девушку алькальду и другим чиновникам. Церемония эта сопровождалась цветистой речью, в которой приводились некоторые потрясающие подробности страшного сражения и спасения пленницы.

– Что же касается этой несчастной, – прибавил он, указывая на девушку, – то я полагаю, это, должно быть, та самая, которую несколько дней назад похитили индейцы. Как должны обрадоваться ее родственники, увидевшись с ней! Я не знаю их, но кто бы они ни были, не могу не разделить их счастья.

Все выглядело правдоподобно, пристойно и убедительно.

Городские власти отвечали на речь Робладо потоком комплиментов, а толпа разразилась рукоплесканиями.

– Dios lo pague, capitan! (Бог да вознаградит вас, капитан!) – неслось из толпы.

Такое приветствие Робладо услышал с удовольствием, расчищая себе дорогу сквозь толпу любопытных. Опытный физиономист мог бы в этот миг заметить на его лице странную иронию, промелькнувшую в уголках глаз, и напряжение мускулов, обнаруживавших сильное желание разразиться смехом. Действительно, храбрый капитан едва сдерживался от хохота, причем ни в коей мере не из уважения к своим почитателям. Его сдерживала лишь перспектива предаться вскоре веселости, без помехи насладиться шуткой о добрых гражданах в обществе коменданта.

Между тем толпа вокруг пленницы росла больше из любопытства, чем из сочувствия. Но слово pobrecita (бедняжка) – местное выражение мексиканского сострадания – было произнесено лишь несколькими бедными темнокожими женщинами. Благополучные лавочники – испанские переселенцы и креолы, мужчины и женщины, смотрели на нее с любопытством зевак или равнодушием, которое вовсе не свойственно народу Новой Мексики. Мужчины этой страны могут быть грубыми и жестокими, но женщины вообще добры и отзывчивы. Поведение жителей Сан-Ильдефонсо могло бы показаться странным, если бы они не знали, что пленница – это сестра Карлоса, охотника на бизонов, Карлоса-убийцы. Население негодовало, возмущалось, осуждало его, и, говоря о нем, каждый к его имени прибавлял эпитеты: asesino, ladron, ingrato, demo-mo, guero heretico (убийца, разбойник, неблагодарный, дьявол, белоголовый еретик).

– Возможно ли, – говорили в народе, – возыметь адскую мысль убить доброго поручика! Славного лейтенанта! Всеобщего любимца! И за что? Наверное, из-за какой-то пустой ссоры или ревности! Злодею необходимо было слишком жаждать крови, чтоб посягнуть на жизнь доблестного коменданта, храброго полковника Вискарры, человека, который не жалея сил и времени, провел несколько дней в поисках похитителей сестры убийцы! Наконец она освобождена. Этот комендант, позабыв о личной мести, послал за ней отряд. Сколько с одной стороны героизма и сколько бесславия – с другой! Поведение Карлоса – это как раз поведение кровожадного американца, грешника, еретика; но горе ему! Когда его поймают, он, несомненно, получит по заслугам! Его ждет суровая казнь!

Подобные чувства разделяло огромное большинство населения; иначе думали лишь бедные невольники, порабощенные индейцы и несколько креолов, которые, не одобряя виновного, ненавидели испанский режим, сохраняя мятежный дух.

Эта ненависть к Карлосу отразилась и на его несчастной сестре, которую узнавали все, даже те, кто никогда ее не видел. До самого праздника святого Иоанна столь известный и знаменитый теперь Карлос показывался в городе очень редко, а Розиту видели еще реже. Лишь во время праздника все обратили внимание на ее красоту, которая вызывала у одних восхищение и интерес, у других – удивление и одновременно зависть. Впрочем, невозможно было не увидеть ее сходства с «убийцей», приметы которого были перечислены в объявлениях, расклеенных повсюду, на всех улицах. У нее, как и у брата, такие же золотистые светлые волосы, белоснежная кожа, с нежным румянцем щеки – внешность, очень редкая для Северной Мексики, хотя, возможно, обычная для другой части света. Но в описываемую минуту румянец ее исчез, глаза потеряли блеск, в глазах появилось непривычно странное, диковатое выражение. Но никогда она не была так прекрасна.

Сидя на камне, она как-то невнятно отвечала на задаваемые ей вопросы; по временами у нее вырывались бессвязные, непонятные восклицания, из которых можно было понять, что она говорила об «индейцах» и о «дикарях».

– Esta loca (Она помешалась), – говорили горожане друг другу. – Она думает, что до сих пор еще среди дикарей.

Может быть, она была права: конечно, она находилась не среди друзей.

– Есть ли здесь ее родственники или знакомые, кто захотел бы ее забрать? – спросил алькальд.

Из толпы вышла простая девушка ( poblana ), только что появившаяся здесь. С ней была, вероятно, ее мать – индианка, или, скорее, – метиска.

– Я знаю бедняжку, – сказала девушка, – я позабочусь о ней и отведу домой.

Они увели освобожденную пленницу, и толпа начала расходиться.

Мать и дочь вместе с Розитой повернули на узкую улицу, пересекавшую предместье, которое заселяла беднота, миновали ее и вышли в поле за пределы города. По небольшой глухой тропинке в зарослях, пройдя несколько сот ярдов, они вышли к уединенному убогому ранчо. Через несколько минут перед этим заброшенным жилищем остановилась запряженная волами повозка, управляемая работником.

Взяв Розиту за руку, девушка вышла из дому, и они сели в повозку, дно которой густо покрывали маисовые листья.

Работник тронул волов, и повозка направилась к фермам, расположенным в низовьях на самом краю долины.

Девушка с нежностью и сочувствием смотрела на свою спутницу, помогала ей поудобнее устроиться и по возможности старалась уменьшить ее страдания, предохраняя от толчков повозки. Она подбадривала ее, говорила ей ласковые слова, но никакие ее слова не выдавали в ней подругу или даже знакомую. Было очевидно, что молодая девушка никогда раньше не видела Розиту.