Бернард Корнуэлл - 1356

Кин настороженно поглядывал на подтягивающихся из-за деревьев бойцов. Бойцов в латах и кольчугах, с топорами и клевцами, мечами и алебардами.

— Что, драка наклёвывается? — обеспокоился ирландец.

— Что-то определённо происходит, — нахмурился Томас, — Только что?

Труба провыла совсем близко. Лучники озаботились натянуть на луки тетивы и втыкали в землю перед собой стрелы, готовясь, на всякий случай, вести огонь.

— Оттуда звук идёт, — указал Кин на западный холм.

Томас там никого не видел пока. Двое всадников в ливреях принца Уэльского выехали сквозь одну прореху в живой изгороди и встали лицом на запад. Под стягами на опушке, похоже, уже собралось всё англо-гасконское воинство, и Томас начал подумывать о том, чтобы всё-таки двинуться к знамени Уорвика, но тут труба вновь подала голос — три протяжные ноты. Едва затихла последняя, на плоском холме с запада появился конник. До него было с полкилометра, может, больше. Облачённый в яркую хламиду, всадник поднял над головой белый жезл.

— Герольд, — определил Томас.

Последовала заминка, на протяжении которой герольд неподвижно сидел в седле, глядя на занятый англичанами бугор.

— Чего он ждёт? — спросил Кин.

— Нашего герольда, — предположил Томас.

Раньше, чем объявился английский герольд, за спиной всадника с жезлом в тумане вырисовалась группа конных, возглавляемая тремя облачёнными в красное фигурами.

Томас присвистнул:

— Ого! Целых три кардинала!

Кроме князей церкви, группу составляли священнослужители рангом ниже и шестеро латников. Одного из кардиналов, Бессьера, Томас узнал по объёмистому брюху и от души пожалел кардинальского коня.

Группа остановилась рядом с герольдом. От неё отделился и выехал кардинал. Не Бессьер. Одинокая фигурка в красном пустила лошадь по петляющей промеж рядов лоз тропке к проломам в изгороди.

— Расступись! С дороги! — послышалось сзади, и Томас обернулся.

Латники в королевских цветах прокладывали путь в толпе солдат для принца Уэльского. Бойцы при виде предводителя опускались на одно колено.

Принц трусил на сером жеребце, одетый в гербовое сюрко поверх кольчуги и с шлемом, увенчанным тонкой короной на голове. Заметив приближающегося кардинала, Эдуард сдвинул брови:

— Сегодня воскресенье, не так ли?

— Да, Ваше Высочество.

— Наверно, спешит благословить нас, парни! — громко объявил принц.

Люди ответили ему смешками. Принц, не желая, чтобы кардинал высмотрел слишком много, проехал дальше. Положив ладонь на рукоять меча, осведомился:

— Кто-нибудь узнал его?

— Талейран, — подсказал имя кардинала один из приближённых.

— Талейран из Перигора? — изумился принц.

— Он, сир.

— Какая честь, — саркастически скривился Эдуард и, повернувшись, махнул рукой, — Эй! Вставайте с коленей! А то кардинал ещё подумает, что вы пали на колени из уважения к нему!

— Правильно, нечего баловать, — одобрил герцог Уорвик.

Кардинал натянул поводья. Упряжь его кобылы была пошита из мягкой красной кожи с серебряной отделкой. Алую попону украшала золотая бахрома, на луках седла красовались вставки из золота, золото же пошло на изготовление стремян. Талейран из Перигора являлся богатейшим столпом французской церкви. Он был рождён в роскоши, и никто не назвал бы скромность сильной стороной его натуры. Принца он поприветствовал едва заметным поклоном:

— Ваше Величество.

— Ваше Высокопреосвященство, — кивнул ему Эдуард.

Талейран, худощавый, черноглазый, окинул любопытным взором пялящихся на него латников. Похлопал по шее кобылу ладонью, обтянутой красной перчаткой. Блеснул рубин надетого поверх перчатки золотого перстня.

— Ваше Величество, я прибыл к вам с нижайшей просьбой.

Принц повёл плечом. Талейран возвёл очи к небесам, будто ожидая оттуда знамения. Когда он посмотрел на принца, в глазах блеснули слёзы. Он развёл руки:

— Молю вас, сир, выслушать меня и внять моим словам!

Томас обратил внимание на обозначившиеся на земле тени и сообразил, как кардинал вызвал слёзы. Прямо посмотрел на солнце, выглянувшее в просвет меж облаков.

— Нет времени разводить турусы на колёсах, — без пиетета произнёс принц, — приехали поговорить, говорите коротко.

Грубость принца сбила кардинала с мысли. Он замешкался, но, будучи, опытным оратором, быстро овладел собой, и проникновенно объявил, что война — греховная трата человеческих жизней.

— Сотни должны погибнуть, сотни погибнут. Погибнут вдали от дома, дабы быть похороненными в неосвящённой земле. Неужели вы проделали такой долгий путь ради безымянной могилы во Франции? Вы в опасности, Ваше Величество, в великой опасности! Блеск и мощь французского рыцарства близко! Они сокрушат вас, и я молю вас, сир, внять моим словам! Зачем вам драться? Зачем умирать из-за пустой гордыни? Позвольте мне во имя матери-церкви и Господа нашего Иисуса Христа выступить в роли вашего заступника! Удержать вас на грани пропасти! Ни церкви, ни папе, ни Христу не угодны смерти людские. Снизойдите до переговоров, сир. Дайте вашему разуму и христианским чувствам возобладать над страстями! Сегодня воскресенье, день для мира, не для резни!

Принц хранил молчание. По рядам англичан пробежал шепоток. Те, кто знал французский, переводили речь кардинала товарищам. Принц поднял руку, призывая к тишине, выждал и осведомился:

— Вы говорите от имени Франции, Ваше Высокопреосвященство?

— Нет, сир. Я говорю от имени церкви и Его Святейшества папы. Его Святейшество желает мира, желает прекратить бессмысленное кровопролитие.

— То есть, вы предлагаете нам заключить перемирие на один день, на что французский король уже дал своё согласие. Верно ли я вас понял?

— Король Иоанн действительно дал согласие даровать этот день церкви, дабы она могла использовать его для достижения мира.

Принц кивнул и вновь замолчал. Облака очистили диск солнца, и оно засияло, обещая тёплый денёк.

— Ладно, — изрёк принц, — Я согласен блюсти сегодня перемирие и отряжу с вами послов для ведения дальнейших переговоров. На том месте.

Он указал рукой туда, где ждали кардинала его спутники и повторил:

— Перемирие на один день.

— Тогда я объявляю это воскресенье днём Божьего перемирия! — с пафосом провозгласил Талейран, помедлил, но, ничего не добавив, коротко кивнул принцу и пришпорил кобылу.

И принц испустил долгий вздох облегчения.

— «Перемирие Божье»… — с отвращением выплюнул сэр Реджинальд Кобхэм.

— Они обязались его соблюдать, не так ли? — дипломатично заметил Томас.

— О, они будут его соблюдать! — отозвался Кобхэм, — Хоть целую неделю. Целая неделя чёртова Божия перемирия! Им, мразям, это понравится!