Георг Борн - Бледная графиня

– Вы пришли как раз вовремя, сударь, чтобы присутствовать при строгом следствии, – сказал ему инспектор.

– Что за следствие? – удивился Бруно.

– Мы расследуем обстоятельства происшествия, случившегося прошлой ночью. Но войдите в приемную.

– Что это за происшествие? – спросил Бруно, побледнев от страшного предчувствия.

– В заведении есть покойница, – ответил инспектор и пошел доложить директору о Бруно.

Директор тотчас принял его.

Бруно в сильном волнении вошел в кабинет директора, где уже сидели Гедеон и Дора.

– Очень рад видеть вас, господин Вильденфельс, – приветствовал его директор. – Надеюсь, вы уже в курсе свершившегося, и полагаю, что также примете участие в нашем разбирательстве, особенно в той его части, которая касается мнимой графини Варбург.

– Что случилось?! Графиня умерла? – в неописуемом волнении вскричал Бруно.

– Мнимая графиня жива, но другая сумасшедшая, к несчастью, была найдена мертвой в палате для буйных, – прояснил ситуацию директор. – Прошу вас, садитесь. Я не нахожу в поступках сиделки Доры Вальдбергер ничего такого, что могло бы дать повод к обвинению ее в неисполнении своего долга, – продолжал директор, обращаясь теперь уже к Гедеону. – Здесь просто несчастное совпадение обстоятельств.

– Сиделка не имела права без позволения помещать вместе разных больных, – возразил Гедеон. – По крайней мере, она не должна были оставлять их одних.

– Это, действительно, упущение, но вы слышали, что у сиделки были в это время и другие неотложные дела, – заступился директор за Дору.

– Господин Самсон сердится совсем по другой причине, – подала голос Дора. – Сегодня я еще промолчу, но в другой раз расскажу все.

– В таком случае говорите немедленно! – разозлился Гедеон.

– Мнимая графиня жаловалась мне, что господин Самсон приходил к ней ночью, – объявила Дора.

– Мало ли что наговорят сумасшедшие, – поспешно заявил Гедеон. – И вообще, это все ваши интриги. Если я и хожу ночью к больным, то, значит, это нужно.

– Да, в данном случае, Дора Вальдбергер, господин Самсон совершенно прав, за больными надо наблюдать днем и ночью.

– Графиня не больна и не ранена? – спросил Бруно.

– Нет, – успокоила Дора. – Но по ее желанию я поместила ее в палату, где была София Бухгардт. Ночью с Бухгардт и с другой сумасшедшей случился припадок, они сцепились друг с другом, в результате чего одна из них погибла. Будь я поблизости, ничего подобного, конечно бы, не случилось.

– Значит, София Бухгардт умерла? – спросил Бруно.

– В сущности, это благодеяние, – заметил директор. – Она была очень буйная и, может быть, страдала бы очень долго… На этот раз я вам прощаю, Дора Вальдбергер, – строго сказал директор сиделке, – учитывая, что до сих пор претензий к вам не было. Но на будущее запомните, что я буду сурово наказывать за малейшее упущение.

– Могу я видеть графиню? – обратился Бруно к директору.

– Больная спокойна? – спросил тот Гедеона.

– Она очень взволнована и испугана событиями прошедшей ночи.

– Тогда при всем желании я не могу позволить вам свидание, – сказал директор. – В таких случаях требуется величайшая осторожность. Вы же видите, к каким последствиям может привести малейшее упущение. Мне очень жаль, что вы понапрасну потеряли время, но мы не имеем права позволить ухудшить положение больной каким-нибудь неосторожным поступком.

– Мое посещение не сделает вреда бедной графине. Я только хочу убедиться, что с ней все в порядке, – заверил Бруно. – Даю вам слово, что мое появление не причинит ей никакого вреда.

– Нет, это невозможно. Мы сами, постоянно общаясь с больными, не можем предугадать их поведение – под влиянием того или иного обстоятельства, – настаивал на своем директор. – Но я хочу заверить вас, что ночное происшествие не имело никаких других последствий. Больную вы сможете увидеть, но говорить с ней я пока не могу вам позволить.

Не добившись большего, Бруно вынужден был довольствоваться хоть этим.

Дора привела его к палате Лили и показала на маленькое окошечко в двери. Бруно прильнул к нему и убедился, что Лили невредима и в полной безопасности. Она спала. Бруно смотрел и невольно думал про себя, что богатство, оставленное отцом, принесло Лили только несчастье. Будь она бедна, то, наверное, не подверглась бы тем ужасным преследованиям, которые привели ее в сумасшедший дом.

Бруно был в страшном отчаянии, но поделать ничего не мог. Все его старания хоть как-то облегчить страдания любимой женщины оставались бесплодными. Не увенчались успехом и его попытки забрать ее из сумасшедшего дома, чтобы отдать на попечение своей матери.

Теперь последней его надеждой был Гаген: удастся ли ему распутать клубок этой интриги? А для этого прежде всего следовало узнать, жива ли Мария Рихтер?

«Несчастная, – думал Бруно, глядя на невесту. – Помоги тебе Бог! Я не могу оставаться с тобой, не могу сказать тебе, как горячо я тебя люблю, но твое сердце должно чувствовать это. Уйдут тяжелые времена, и мы будем счастливы вместе».

Бросив на девушку прощальный взгляд, Бруно отошел от двери. Сиделка проводила его вниз. Бруно опять зашел к директору, сообщил ему, в каком положении нашел больную, затем отправился взглянуть на труп несчастной сестры Губерта.

Вернувшись поздно вечером домой, он увидел Гагена, с нетерпением ожидавшего его.

Поздоровавшись с Бруно, доктор сейчас же вынул из кармана бумагу.

– Известие от полицейского инспектора? – догадался Бруно.

– Прочти, – ответил Гаген, находившийся, судя по всему, в хорошем расположении духа.

Бруно развернул бумагу. Это была телеграмма из Нью-Йорка – короткая, но многозначительная:

«МАРИЯ РИХТЕР НАЙДЕНА. НЕЙМАН».

– Гаген! – воскликнул Бруно, держа телеграмму в руках. – Возможно ли это? Его находка может решить все. Телеграфируйте Нейману, чтобы он во что бы то ни стало привез сюда Марию Рихтер.

– Я уже сделал это, – ответил Гаген. – Однако должен вам признаться, что меня удивляет полученное известие.

– Меня оно, честно говоря, тоже удивляет, – согласился Бруно. – Чей же труп был в таком случае выдан за тело Лили, утверждавшей, что это труп ее молочной сестры?

– Мне бы тоже очень хотелось узнать это, – взволнованно сказал Гаген. – Пожалуй, мне надо самому поехать туда.

– Да, это было бы самое лучшее, Гаген. Но сомневаться не приходится: телеграмма дана в слишком решительном тоне. Стало быть, след, который Нейман взял в Гамбурге, оказался верным.

– Мы завтра получим новые сведения, поскольку я телеграфировал, чтобы Нейман уведомил нас о подробностях. Я очень беспокоюсь. Дело, по всей вероятности, поворачивает на новый путь.

Затем Бруно рассказал своему другу о том, что произошло в сумасшедшем доме, и о смерти сестры Губерта.