Симона Вилар - Поединок соперниц

Наконец-то я вновь увижу свое Лунное Сияние!

К открытию ярмарки в Гронвуд съехалось столько народа, что приготовленное заранее пространство для торга оказалось недостаточным и его пришлось спешно расширять чуть ли не вдвое. Мои плотники трудились не покладая рук, возводя все новые и новые лотки в низине, прилегающей к берегу Уисси.

К полудню торговля уже шла полным ходом. Утро я провел у загона, где были выставлены мои лошади — легкие и подвижные, как арабские скакуны, но с более крепким костяком и широкой грудью, так что вполне могли нести воина в тяжелом доспехе. Шерсть их лоснилась и переливалась тонами от светло-песочного до темно-рыжего. Новая порода вызвала восторг у съехавшейся на ярмарку знати. Торговля шла бойко, но сделки отняли у меня немало времени, хоть я и был покладистым продавцом, так как спешил покончить с лошадьми и отправиться на торг, где надеялся встретить Гиту.

Не так-то просто отыскать человека в такой толчее, среди многоголосого гомона, криков и пестрого многоцветия одежд. Споры и клятвы торговцев, возгласы зазывал, вопли носильщиков, смех и звон струн оттуда, где потешали народ фигляры с медведем, азартная брань и божба тех, кто делал ставки на собачьих боях. Три дня продлится эта на первый взгляд бессмысленная суета. На четвертый долина Уисси опустеет. Но уже то, что мне удалось создать такое оживление там, где еще недавно царило запустение, подняло мне настроение. Не говоря уже о прибылях.

Но сейчас в голове у меня было только одно — я вскоре увижу Гиту!..

Продвигаясь в толчее, я там и сям натыкался на своих гостей и обитателей замка. Вот толстяк Бранд наблюдает за выходками фигляров. Здесь Клара Данвиль разглядывает на лотке торговца мелочным товаром нитки, иглы и наперстки. Рано поседевший щеголь д’Обиньи присматривает клинок в лавке оружейника. Я видел даже Бэртраду, примеряющую у заезжего обувщика из Кембриджа узкие башмачки с длинными завязками. Моя супруга была так увлечена, что и не заметила, как я проследовал мимо.

Я дважды обошел ярмарку и был уже у стен замка, когда наконец увидел ее. Мне следовало сразу сообразить, что искать Гиту в толчее бесполезно — она достаточно состоятельна, чтобы не арендовать лавку, а снять в предместье целый дом со складом. Так оно и было — Гита, веселая и оживленная, стояла у крыльца длинной бревенчатой постройки, ведя беседу с обступившими ее торговцами шерстью.

Она изменилась. В ней больше не было ничего детского — того, что некогда так умиляло меня. Затаив дыхание, я смотрел на нее, и мне казалось, что глаза мои никогда не видели ничего более прекрасного.

Гита Вейк! Передо мной стояла восхитительная молодая леди, державшаяся среди почтенных купцов из-за моря независимо и свободно. И уверенности в себе в ней было ничуть не меньше, чем у Бэртрады. Богатством одежд она также не уступала графине. Голову Гиты покрывала завязанная на саксонский манер шаль, изящные складки которой удерживали на уровне ключиц две богатые броши; платье на ней отвечало европейской моде — узкое блио голубого тонкого сукна со шнуровкой на спине и обвивающим бедра темно-синим бархатным поясом, расшитым серебром и речным жемчугом. Таким же расшитым бархатом были подбиты ее широкие ниспадающие от предплечья рукава. Сочетание голубого и глубокого синего подчеркивало ее красоту — в этом наряде Гита выглядела настолько прекрасной, что я ощутил восхищение и… желание, такое сильное, что отозвалась каждая мышца в моем теле.

Из дома тем временем вышел стройный смуглый мужчина — я узнал Ральфа де Брийара. Француз нес кувшин с вином, и тут же, раздав фламандцам чаши, принялся наполнять их. Сей рыцарь прислуживал Гите не хуже, чем некогда моей супруге. Я заметил, как Гита поблагодарила его нежной улыбкой… И вспомнил, что Пенда прочил именно этого безземельного рыцаря в мужья для моей подопечной.

Но я уже знал, что никогда не позволю этому произойти.

Должно быть, глаза мои горели, как у оголодавшего волка в засаде, Гита внезапно начала оглядываться, словно ее что-то обеспокоило, — и тут наконец заметила меня. Улыбка сошла с ее лица. Она сказала несколько вежливых слов фламандцам и, оставив их с Ральфом, направилась ко мне.

— Да пребудет с вами благословение небес, милорд. — Она склонилась в поклоне с грацией, которая сделала бы честь и самой изысканной нормандке. — Прекрасный день, не так ли? И ярмарка в Гронвуде отменная.

Что это был за разговор? Ничего не значащие слова — поздравления в связи с моим благополучным возвращением из-за моря, мои вопросы о продаже шерсти и ее уклончивые ответы… Чтобы сломать лед официальной холодности, я спросил о нашей дочери — единственном, что нас еще связывало. Гита шутливо ответила, что девочка здорова и прелестна, но было бы безумием брать ее с собой в Гронвуд на торги — слишком уж тут шумно и людно.

— И все-таки я хотел бы повидать Милдрэд, — настаивал я.

— Разумеется, я не могу запретить вам это, милорд, — проговорила Гита после некоторого колебания. — Когда у вас найдется свободное время, будем рады видеть вас в Тауэр-Вейк.

Ну что ж, по крайней мере, теперь у меня было ее приглашение. А Гита вновь заговорила о торговле — о том, что привезла на ярмарку свыше полутора сотен тюков шерсти, которые обошлись ей в двести фунтов, но рассчитывает сбыть товар не меньше чем за четыреста. И тут же, взглянув на поджидавших ее фламандцев, заторопилась и принялась извиняться, что ее ждут дела.

Я молча склонил голову, разрешая ей удалиться. Эта гордая, прекрасная и невозмутимо спокойная женщина совершала сделки, не уступающие моим, и, разумеется, ни в малейшей степени не нуждалась в опеке. Пенда прав — граф Норфолк нужен ей только для того, чтобы подыскать достойного мужа.

Мужа? Да я скорее снова облачился бы в плащ тамплиера и отправился воевать с сарацинами, лишь бы уклониться от выполнения этой части своих опекунских обязанностей!

Я уныло поплелся в сторону замка. Миновал первый двор и у вторых ворот встретил Хорсу. Он стоял, опираясь спиной на цепь опущенного моста и поглаживая сидящего на его руке сокола в клобучке. Несмотря на жару, Хорса был в длинной накидке из белой овчины поверх простой туники без рукавов, его голые до колен ноги обвивали ремни грубых башмаков. Прямо тебе сакс из времен, когда еще не состоялась битва при Гастингсе.

Я что-то пробормотал насчет того, что охотничьи птицы ныне как никогда в цене — я готов был толковать с Хорсой о чем угодно, только не о том, ради чего он явился в замок. Я не мог и не хотел это обсуждать. Однако Хорса последовал за мною во внутренний двор.

Он был одним из самых почитаемых танов в Норфолке, но не из числа тех, кого я бы пригласил к себе на пир. Его бунтарское прошлое было еще у многих на слуху. Поэтому, чтобы случайно не столкнуться с кем-либо из нормандских гостей, я попросту опустился на широкую ступень крыльца главной башни и сказал, что готов его выслушать.