Артуро Перес-Реверте - Мост Убийц

– Я буду находиться в Венеции официально, по службе, как дипломат, – продолжал Сааведра Фахардо. – А дон Бальтасар возьмет на себя всю военную сторону. Согласовав действия и проверив исполнение, он присоединится к дону Мартиньо де Аркаде во дворце. И с этой минуты все его приказы будут сводиться к тому лишь, чтобы освободить некоторых узников из тюрем и принять нового дожа.

– Кто ж этот счастливец? – спросил Роке Паредес.

– Господа, ну вот это вас не касается.

– А кто нас поддержит, когда будем брать дворец? – с мягким португальским выговором спросил Мартиньо де Аркада.

– Рота, которая в полночь заступит в караул во дворце, а командует ею капитан-венецианец по имени Лоренцо Фальеро… И он, и его лейтенант – немец родом – действуют на нашей стороне.

Смешливый Роке Паредес снова хлопнул ладонью по столу:

– Ни черта себе! Да за это небось пришлось отдать все сокровища Перу. А вот мне не плачено за три месяца!..

Все взгляды вновь обратились к губернатору, который и на этот раз остался невозмутим. Гонсало Фернандес де Кордова хоть одного только официального жалованья получал двадцать четыре тысячи серебряных испанских дукатов в год, не считая разного рода побочных доходов, бонусов и казенных сумм, которыми распоряжался полновластно – благо своя рука владыка, – как никто понимал солдатское житье-бытье и тонко разбирался, где бахвальство, где брехня. Своими глазами наблюдая мятежи во Фландрии, он умел отличить дезертиров от солдат, которые, сколько бы ни ворчали и ни роптали на задержки выплат и на скудость рациона, неизменно поднимали бунт только после сражения и никогда – до, чтобы никто, боже упаси, не подумал, что они хотят уклониться от опасностей. Хранил молчание и Диего Алатристе, поскольку от дона Франсиско знал, что венецианская затея обойдется в тридцать тысяч эскудо золотом, полученных от миланских и генуэзских банкиров и купцов вдобавок к деньгам из секретных сумм, выделенных губернатором Милана и послом Испании в Венеции. Большая часть этих средств, как водится, не достанется людям, на самом деле рисковавшим своей шкурой, а осядет в карманах частных лиц – частных и к событиям непричастных, прилипнет к рукам тех, кто держался в сторонке от событий.

– Взять дворец – очень важно, – продолжал Сааведра Фахардо, – но еще важней – заутреня в соборе Сан-Марко. Именно там надо будет сделать основной ход, с козыря пойти… Когда начнется служба и дож преклонит колени перед главным алтарем, двое наших людей должны будут подскочить к нему и зарезать – очень быстро и, что называется, отчетливо.

Все переглянулись. Люди, здесь сидевшие, давно уже крови не боялись, но даже им эти слова представились чем-то из ряда вон выходящим. Трудно и вообразить себе такое – зарезать венецианского дожа посреди рождественской мессы. Все же это чересчур. Это дерзость небывалая, неслыханная.

– Испанцы? – удивленно спросил Паредес.

– Нет. Но во всяком случае – годные для такого дела люди. – Сааведра Фахардо коротко взглянул на капитана Алатристе, а потом показал на Бальтасара Толедо. – Мы с доном Бальтасаром – каждый в рамках своих обязанностей – будем пристально следить за происходящим, оставаясь при этом в стороне от всего, а особенно – от убийства дожа. Что касается непосредственных исполнителей, то один – это священник-ускок [16], люто ненавидящий Венецию… Второй – итальянец. Сицилиец, точнее говоря. – Он опять метнул быстрый взгляд на Алатристе. – Человек крайне опасный и большой мастер своего дела и вдобавок еще – состоит в родстве с капитаном Фальеро. Вот этим двоим и поручено убрать дожа.

– Живыми из собора не выйдут, – предположил Мартиньо де Аркада.

– Внезапность и дерзость нападения могут сыграть им на руку. Впрочем, выйдут или не выйдут – это их дело.

Сааведра говорил с безразличием канцеляриста. И опять взглянул на Диего Алатристе, но на этот раз – пытливо.

– Этот сеньор, сдается мне, знает одного из них. Хотелось бы узнать его мнение.

Ага, теперь все стало на свои места. Алатристе смотрел на огонь свечей. Венеция, участие капитана Фальеро в заговоре и голова дожа – вот цена, которую уплатил Гвальтерио Малатеста за свою жизнь и свободу. Сокрушительный замысел графа-герцога Оливареса, предавшего забвению происшествие в Эскориале, благо за него уже расплатились другие.

– Нет у меня мнения, – ответил он, помолчав. – А когда появится – оставлю, пожалуй, при себе.

– Но я прошу вас, – настойчиво сказал дипломат. – И присутствующие здесь сеньоры – тоже… Вы уж постарайтесь.

Алатристе в раздумье погладил двумя пальцами усы. Он чувствовал, что все взгляды обратились к нему.

– Если это – тот, о ком я думаю, то убивать он умеет.

– А как, по-вашему, важно для него – выйти из собора живым или нет?

– Если согласился войти, так уж, наверно, придумал, как выйти, – пожал плечами Алатристе. – В этом я уверен.

– Так каков же вывод, сеньор солдат?

– А таков, сеньор секретарь, что я бы не хотел оказаться на этой рождественской мессе и на месте дожа – тем паче.

Паредес и Мартиньо де Аркада захохотали, улыбнулся Бальтасар Толедо. Только губернатор, непроницаемый, как всегда, не шевельнулся в кресле. Сааведру же ответ, судя по всему, не устроил. Он всматривался в Алатристе, словно пытался для себя что-то уяснить. «Я был о вас лучшего мнения», – словно говорило его лицо.

– Ладно, – сказал он наконец ледяным тоном. – Итак, намечено, что между восемнадцатым и двадцать четвертым декабря испанцы в числе двадцати семи человек разными путями, мелкими отрядами, не привлекая к себе внимания, просочатся в Венецию… И вам, сеньоры, как командирам этих отрядов, надлежит согласовывать каждый шаг и глаз не сводить со своих людей. И помните: никому ни слова о рождественской мессе. Завтра утром, разными дорогами, переодевшись сообразно обстоятельствам, отправитесь в путь. Полагаю, что на сегодня – это все.

«Совершенно даже не все, – подумал Алатристе. – Небом клянусь, не все».

– А если не заладится?

Этот вопрос, казалось, застал Сааведру Фахардо врасплох. Он посмотрел на капитана, потом на губернатора – и опять на капитана.

– Что?

– Если не выгорит, говорю. Если пойдет не так, не туда… Наперекосяк или прямо, но – к чертовой матери? Придумали, как вытаскивать нас оттуда?

– Уверен, что все будет так, как должно. Ручаюсь вам.

– Чем же вы ручаетесь?

– Я рискую не меньше вашего.

– Вот в этом я сильно сомневаюсь. Вы, ваша милость, – дипломат и сидите за стенами посольства, под крышей его. А вот мы – под открытым, так сказать, небом. В чистом поле.

Молчание в комнате словно сгустилось. Алатристе с удивлением почувствовал безмолвную поддержку со стороны Бальтасара Толедо. Паредеса и Аркаду положение ни к чему не обязывало, и потому они выражали одобрение кивками.