Владислав Хапров - Ватажники атамана Галани

Боль заставила Галаню остановиться. Волынский, тем временем, вытащил второй такой же пистолетик.

— Я до тебя ещё доберусь, — прохрипел Галаня, брызгая кровавой слюной и бросился вон из каюты.

Волынский выстрелил ему вслед, но на этот раз промахнулся.

— Прикончите этого дьявола! — истерично завизжал он.

Когда стены и потолок перестали кружиться перед моими глазами в минуете, я поднялся, подобрал свой пистолет, перезарядил его и бросился вслед за Галаней.

Когда я оказался на палубе, она была вся залита кровью и завалена мертвецами. Ноги скользили. Поручик Маврикинский, отбивавшийся от наседавших врагов обломком шпаги в одной руке и кинжалом в другой, увидев Галаню, зарычал и оставив в горле одного из разбойников кинжал, устремился к нему. Молниеносный выпад и обломок шпаги пронзил грудь атамана. Но и это не убило его. Одной рукой Галаня сжал тонкую кисть поручика, а второй нанёс сокрушительный удар, сваливший того на банки.

Атаман Галаня стоял посреди бушующей схватки словно настоящий бессмертный демон. Из спины его торчал багинет, а из груди эфес шпаги. Казалось, что ни пуля, ни клинок не способны убить его.

Я выстрелил ему в затылок. Меня забрызгало кровью и ошмётками мозгов. Тело Галани рухнуло на куршею.

Победа клонилась в нашу сторону. Солдаты прижали остатки ушкуйников к грот-мачте и методично добивали их, вставив в стволы фузей багинеты и орудуя ими как пиками. Разбойников осталось не больше двадцати человек, и хоть солдат было не многим больше, боевой дух воровских казаков угас. Они больше не были способны на решительные действия.

Погода тем временем испортилась окончательно. Очевидно, всевышний разгневался, видя кровавую драму разворачивавшуюся на маленьком острове посреди Волги. Небо затянули грозовые облака. Грянул гром, а вслед за ним блеснула молния. Одна из её ветвей ударила в фок-мачту. Та загорелась. Вспыхнули паруса, и огромная пылающая рея обрушилась на палубу. Матросы сразу бросились тушить её.

Поручик Маврикинский, с трудом поднялся на ноги, выплёвывая вместе с кровавой слюной осколки зубов.

— Мёртв? — спросил он, указав на Галаню.

— Должен быть, — неуверенно ответил я.

— Как это должен быть, — поручик взобрался на куршею и перевернул тело атамана. — Да у него пол головы нет. Такого ещё никто не пережил. Всё, кранты Галане.

Как раз тут вспыхнули паруса, и горящая рея полетела вниз, осветив окрестности. Я взглянул в сторону острова и увидел тёмную колонну людей, двигавшихся по броду к галере.

— Смотрите! — воскликнул я, схватив поручика за руку и указывая на неё.

— Это наши? — с надеждой в голосе спросил Маврикинский.

— Не знаю. Будем надеяться. Иначе нам хана.

Тут огонь выхватил из темноты головную часть колонны. Я аж застонал от ужаса. Впереди всех шла Гольшат. Она держала в поднятой руке палаш, на котором была насажена голова Антипа Гуляева.

Как я впоследствии узнал из рассказа уцелевших солдат, после взрыва порохового запаса, редут продержался недолго. Однако семёновцы всё же сумели потрепать воровских казаков. Бой на острове бушевал ещё полчаса. Дрались врукопашную, чем придётся, кололи багинетами, били прикладами фузей, схватив за ствол на манер дубины, душили голыми руками. Нескольким, наиболее яростным воякам, удалось вырваться из кольца врагов и скрыться в лесу.

Теперь к терпевшим поражение на галере ушкуйникам шла сильная подмога.

— Проклятье! Все назад! Отступаем! — закричал поручик Маврикинский, когда десятки воровских казаков стали забираться на банки, угрожая ударить семёновцам в тыл.

Солдаты, рыча от злобы, что им не дали добить немногих уцелевших разбойников, откатились к кормовой надстройке.

Многие прыгнули в люк и укрылись в трюме, где достать их было не так просто. Остальные отступили в кормовую надстройку в узкий коридор, где едва могли разойтись два человека. В таком месте численное превосходство теряло всякий смысл и двое солдат, вооружённых фузеями с примкнутыми багинетами, могли долго не давать прорваться врагам.

Мы с поручиком Маврикинским, семерыми солдатами и двумя матросами оказались в каюте Волынского. Увидев открытый люк в тандалет офицер рявкнул:

— Все вниз! Живо!

Оспаривать приказ и медлить с его выполнением никто не стал. Поручик окинул взглядом опустевшую каюту, вытащил из за пояса у убитого Галаней гайдука пистолет, и кинул мне.

В это время в коридоре хлопнул взрыв и из облака едкого порохового дыма вывалился один из солдат, весь в крови от многочисленных ран.

— Граната, — прохрипел он.

— Давай вниз! — крикнул поручик. — Стреляйте, Артемий Сергеевич, стреляйте мать их!

Я выстрелил в тёмные силуэты, проступившие из дыма.

Там кто-то застонал. Разбойники отступили. Я услышал их голоса:

— Назад! Где гранаты? Быстро давай сюда!

Раненый солдат тем временем исчез в люке.

— Ну всё, теперь спасаемся сами.

С этими словами поручик Маврикинский схватил кресло и швырнул его в окно каюты, выбив стёкла и рамы. Затем прыгнул в образовавшуюся пустоту. Я без раздумий последовал за ним и через мгновение оказался в воде. Я увидел уплывавшее по течению кресло и бешено гребущего к острову поручика.

В окне показались головы разбойников.

— Вон они! — крикнул кто-то из них.

— Стреляете! — услышал я голос Гольшат. — Убейте их всех!

Хорошо, что им понадобилось время, чтобы перезарядить оружие. Я успел отплыть на некоторое расстояние, прежде чем вслед мне полетели пули. Одна из них жиганула мне по ноге. Боль была адская и это прибавило мне прыти. Я быстро доплыл до берега и опрометью бросился в лес. Последнее что я видел и слышал, была галера в зареве пожара и вопли разбойников:

— Тащите вёдра! Тушите огонь!

Утро после сражения. Разбойники перевозят на берег сокровища. Новый атаман Кондрат Дубина. Поручик Маврикинский вызволяет из трюма горящей галеры своих солдат. Мы возвращаемся в Макарьев. Арест Луки Мясоеда. Совещание в воеводской канцелярии. Воевода Бахметьев приводит армию калмыков. Штурм Шайтан-горы.

Настало пасмурное промозглое утро. Я очнулся в лесу от сырости и холода. Моросил мелкий дождь. Невыносимо ныла рана, полученная мной ночью, когда я прыгнул через окно каюты в реку. Я встал и принялся скакать на месте, пытаясь согреться. Когда мои конечности приобрели некоторую подвижность, я решил пробраться к берегу и узнать, что делается на месте вчерашней битвы. Стараясь производить как можно меньше шума я двинулся по лесу, ежесекундно озираясь и вздрагивая от малейшего шороха. Наконец среди зарослей заблестели стальные воды Волги и послышались голоса людей. Я упал на брюхо и остальную часть пути проделал ползком.