Юрий Рябинин - Твердь небесная

Какое-то время все стояли молча, изумленно глядя друг на друга.

Подполковник Годар, сделавшийся было от своего горького поражения ко всему безразличным, когда понял, что развязка складывается не в их пользу, теперь мигом ожил. Он что-то шепнул Диме.

– Господин подполковник предлагает обыскать шпиона, – громко произнес Дима.

– Очень разумно, – подтвердил Мещерин, обращаясь к казакам. – Мы не против, чтобы и нас обыскали. Пусть все будет по-честному. Вот тогда и посмотрим, кого придется брать под арест.

Урядник, совсем уже посуровевший, оглянулся на Александра Иосифовича. И тут уже нервы господина Казаринова не выдержали.

– Казаки! Братцы! Эти люди преследуют меня, чтобы завладеть сокровищами, что мы везем под видом чая! – закричал он истерически. – Поймите! Мы везем с вами несметные сокровища китайских императоров! Пойдите проверьте! В тюках зашито золото! Не дайте только им отнять его у нас! Не дайте этим аферистам завладеть им! Оно наше с вами! Любо, казаки?! – зазывно воскликнул Александр Иосифович.

Казаки нерешительно переглянулись. Подполковник Годар безнадежно опустил глаза, услышав перевод. Но опять спас дело Мещерин:

– А еще в тюках зашит сам китайский император, вместе со свитой и любимым верблюдом! – со смехом продолжил он в тон Казаринову. – Сам видел! Сдадим его в штаб и получим по фунту табаку в награду!

Шутка казакам понравилась – они дружно загоготали.

– Ну ладно, будет. – Урядник окончательно определился. – Давайте-ка выкладывайте все, что при себе имеется… Добром прошу, – сказал он, прежде всего, Казаринову.

Мещерину же с Самородовым угрожать не требовалось: друзья сами немедленно вывернули карманы. Но ничего такого компрометирующего или подозрительного у них не оказалось.

Настал черед Александру Иосифовичу показывать содержимое карманов. О том, что обыск для господина статского советника равносилен катастрофе, говорил весь его вид – от отчаяния и испуга на нем просто-таки не было лица.

– Вы не смеете ко мне прикоснуться! Ничтожества! – слезно пролепетал Александр Иосифович. – Я дворянин!

– А мы с Алексеем разве перестали быть дворянами? – спокойно ему заметил Мещерин. – Стало быть, наше прикосновение вам унизительным не покажется.

Но урядник уже даже не стал дожидаться, когда окончится их перепалка: он кивнул своим, и два казака немедленно принялись обыскивать господина Казаринова. В нагрудном кармане его кителя оказалась сложенная вчетверо бумага. Казаки подали ее уряднику. Но прочитать написанное на ней тот не мог ни в коем случае – на бумаге были начертаны иероглифы. Зная, что Самородов неплохо понимает по-китайски, урядник передал бумагу ему.

– Это не китайское письмо, – сразу же заключил Алексей. – Скорее всего, здесь написано по-японски.

По-японски в отряде вполне понимал один только проводник-китаец.

– Здесь написано, – прочитал китаец, – что всякий японский военный без различия чинов должен оказывать содействие господину подателю этого документа. И подпись – генерал Кодама.

– Это начальник японского главного штаба! – воскликнул Мещерин, выхватив из рук китайца бумагу. – Ах ты, мерзавец! – Он впервые в жизни отнесся к Александру Иосифовичу на «ты». – Сколько наших уже погибло на войне. Ты же повинен в их крови! Дворянин!

Казаринов, тем не менее, еще пытался оправдываться:

– Это не имеет ко мне отношения! Это грязный подлог! Провокация! – Обращался Александр Иосифович почему-то теперь только к подполковнику Годару. Видимо, понимал, что у соотечественников ему тщетно икать сочувствия. – Меня оклеветали враги. – Он оглянулся вокруг, словно ища этих врагов. – Я без вины опорочен!

Годар, глядя на эти кривляния, только головой покачал укоризненно.

– Ваше высокородие, – сказал урядник Казаринову, – я должен взять вас покамест под стражу. Не обессудьте. – И он жестом показал своим казакам увести Александра Иосифовича.

И тут все наконец обратили внимание на дверь, – до того всеобщее внимание было всецело поглощено постыдным поведением господина Казаринова, – в проеме стоял, и, может быть, уже довольно давно, стройный, с тонкими черными усиками и в пенсне, японский офицер.

И прежде чем люди в фанзе пришли в себя от неожиданности, японец на вполне приличном русском сказал:

– Прошу всех сохранять спокойствие. Деревня занята японскою армией. Сопротивляться бесполезно. Вы в плену.

В ту же секунду на всех окнах разом прорвалась бумага, и в фанзу заглянули стволы хорошо знакомых русским арисак. Не меньше дюжины всех. Это был весьма убедительный аргумент в пользу слов японского офицера.

– La fin de voyage… [29]– проговорил Мещерин.

Подполковник Годар первым демонстративно бросил свой наган на пол. За ним последовали все остальные, причем раздался грохот, будто фанза обвалилась.

Александр Иосифович тотчас смекнул, как ему теперь следует действовать. Он проворно выхватил у Мещерина свою бумагу и протянул ее японцу:

– Вот, господин офицер, мои документы. Пожалуйста, прочитайте.

Офицер внимательно изучил бумагу и ответил:

– Но только что, я слышал, вы убеждали всех, что это не имеет к вам отношения, что это подлог и провокация.

– Да нет же! Как вы не понимаете! – с мольбою в голосе принялся объяснять Александр Иосифович. – Я вынужден был отказываться от этой бумаги ввиду грозящей мне смертельной опасности. Это же настоящие изуверы! Социалисты! – Он указал на Мещерина с Самородовым. – Опаснейшие личности! На днях один ваш офицер приказал их расстрелять за мародерство: у них были найдены вещи убитых японских солдат, которые они украдкой присваивали. Но им удалось бежать прямо во время казни, причем их сообщники убили ваших солдат, что должны были привести приговор в исполнение. Вот они, эти люди. – Он вытянул палец в сторону Дрягалова, Димы, Леночки, подполковника Годара и Паскаля. – Их всех надо казнить. Немедленно! Расстрелять!

Японец смотрел на господина Казаринова со сфинксовою невозмутимостью. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Только в стеклах пенсне мерцало отраженное пламя факелов. И казалось, будто офицер гневно сверкает глазами. Он тогда обратился к Мещерину:

– Может быть, это ваша бумага?

– Нет, не моя, – поспешил ответить Мещерин. – Этот господин сейчас был вполне искренен: он действительно шпион японского главного штаба.

– Но когда я вошел, видел ее у вас в руке. Если все-таки бумага принадлежит вам, она могла бы спасти жизнь не только вашу, но и всех, за кого бы вы ни попросили. Так ваша она или нет? – допытывался для чего-то японец.

Мещерин ответил не сразу. Он незаметно покосился на своих друзей: как бы они подсказали ему поступать? Но все, кроме старого Годара, прятали глаза.