Юрий Рябинин - Твердь небесная

Торговец показался Александру Иосифовичу будто бы знакомым. Или на кого-то очень похожим. Мгновенно прокрутив в памяти лица, встретившиеся ему при различных обстоятельствах, он сообразил, что этот томский купец – вылитый его кунцевский сосед Дрягалов: такой же костистый, кряжистый, с черною бородой по грудь, тот же пронизывающий взгляд…

Понятное дело, торговец вначале отнесся к подозрительному визитеру с недоверием: пристально разглядывал его и так и этак, щурился, прикидывал что-то, кумекал. Но выгодное и убедительно изложенное предложение Александра Иосифовича быть его консультантом по юридическим вопросам, подкрепленное к тому же дюжиной латинских высказываний, оказалось сильнее сомнений купца – он заинтересовался. И тут же устроил Александру Иосифовичу экзамен. Он сказал, что ему по целому ряду соображений необходимо вступить в первую гильдию, но нынешний его ценз не позволяет пока этого сделать. А первая гильдия, как известно, открывает возможность вести торговлю и заключать сделки за границей. Да и вообще поднимает достоинство, придает обладателю таковой степени вес, упрочивает его положение сама по себе, как таковая, помимо преимуществ, доставляемых ему собственно состоянием. Так можно ли, спросил торговец, ему как-то получить желаемую гильдию, учитывая нынешнее его недостаточное состояние? Причем заверил собеседника, что более высокая гильдейская подать его не пугает, потому что, имея заграничную торговлю, он легко и все подати заплатит, да еще и сторицею обогатится.

Купец и речи своей скупой не успел закончить, а Александр Иосифович уже сообразил, как именно можно разрешить такую задачу. Он поинтересовался прежде всего у торговца, а есть у него надежные знакомцы, которые хотели бы того же – первой гильдии. И получив утвердительный ответ, посоветовал им в складчину на четверых, скажем, или сколько их там, купить какую-то собственность – небольшую фабрику, например, или пароход, или факторию по заготовке пушнины, или еще что-то. Но оформить эту собственность во владение только одного из них. Таким образом, у этого владельца будет достаточно капитала, чтобы, объявив его, получить право быть записанным в первую гильдию. Спустя какое-то время этот купец первой уже гильдии продаст ту самую общую для всех компаньонов собственность следующему по очереди претенденту, естественно, не получая от последнего ни копейки, а только согласно купчей крепости. В результате и он самый, как будто выручив от продажи известную сумму, остается владельцем соответствующего первой гильдии состояния, и компаньоны, все по очереди, оформляя лишь эту перепродажу, якобы достигают необходимого для высшей гильдии ценза.

От плана Александра Иосифовича торговец пришел в совершенный восторг и немедленно нанял его к себе в службу.

Занятия Александру Иосифовичу были назначены, по его разумению, совсем не обременительные: он вел всякие бумаги, дела, составлял договоры, писал к поставщикам и перекупщикам. Он же самый и занялся производством своего нанимателя в первую гильдию, чего тот так страстно желал. И где-то к весне этот торговец смог наконец прикрепить вывеску над своим магазином – «ТОРГОВЫЙ ДОМ. 1-й гильдии купец А. И. Рвотов».

Роль провинциального делопроизводителя и стряпчего, конечно, не могла удовлетворять жизненных запросов Александра Иосифовича. Он все-таки, по собственному разумению, рожден был для чего-то более значительного. Но вместе с тем, благодаря своим недюжинным способностям и подчиняясь судьбе, он и к новому месту быстро приноровился и чувствовал себя если не вполне комфортно, то, во всяком случае, уверенно и вне опасности. Чтобы добиться последнего в наибольшей степени, Александр Иосифович позаботился переменить самый свой образ: и то правда, рассудил он, не может же у какого-то сибирского Рвотова в услужении быть московский статский советник и кавалер. Прежде всего, вместо своей эспаньолки a la Louis Napoleon, он отпустил мужицкую – от уха до уха – бороду. Также он завел сапоги с ровными, правда, голенищами, пиджак, лисью шапку, а к лету – картуз. Одним словом, совершенно слился с обычным провинциальным людом. Узнать в нем прежнего московского барина было уже решительно невозможно.

Так Александр Иосифович рассчитывал продержаться до конца войны, а лучше и дольше на всякий случай, и уже затем, когда и он самый, и его маньчжурские проделки позабудутся – не век же его портретом будут украшать заборы по Транссибу! – можно отправиться в Китай и спокойно забрать то единственное вожделенное, что составляло весь смысл его жизни и ради чего он и перенес столько опасностей, испытаний, страданий душевных и телесных.

И все бы ничего, так бы все и шло своим чередом к намеченной цели, если бы не революционная ревность его спутницы и мнимой дочки. Где-то до Рождества Лиза еще смирялась с их полулегальным положением, с их существованием незаметных добропорядочных мещан. Но в новом году она напомнила Александру Иосифовичу, что долго таиться и бездействовать она не обещалась. А уж когда до городка дошло известие о девятом января и о последующих затем народных волнениях в России, Лиза решительно заявила, что если Александр Иосифович будет продолжать бездействовать, то она сама начнет искать связей с местными социалистами, а если не найдет таковых, самостоятельно поедет в Москву, чтобы продолжить работу в своей организации.

Александр Иосифович решил, что если уж он теперь и правда почитается крупным социалистическим предводителем, то у него имеется полное моральное право действовать именно по-социалистически, то есть хитростью. Впрочем, вряд ли Александр Иосифович рассудил бы иначе, даже если бы был генерал-прокурором. Предложив как-то Лизе прогуляться, – дома о таком говорить небезопасно! – Александр Иосифович доверительно рассказал ей, что они уже исполняют очень важную революционную работу. Оказывается, все это время Александр Иосифович не только служил у купца Рвотова, но и руководил всем социалистическим движением в Сибири. По его словам, выходило, что они с Лизой за это короткое время принесли столько пользы, сколько за годы не приносили все сибирские социалистические организации, вместе взятые. Весь саботаж на Транссибе, замедляющий движение эшелонов в Маньчжурию, Александр Иосифович целиком поставил себе в заслугу, причем скромно заметил, что он даже не стал бы этого никогда рассказывать, но вынужден так делать, уступая вредным для их дела Лизиным настойчивости и своеволию.

И вот таким образом устыдив девушку, он предложил ей начать готовиться свергать царизм в России при помощи… японских штыков. Александр Иосифович авторитетно заявил, что после своей порт-артурской победы японцы не только разобьют русских в Маньчжурии, но и, очевидно, двинутся вглубь России. Тогда они, естественно, превратятся в союзников российских революционеров, ибо у тех и других будет один враг – царизм с его оружием. Поэтому, продолжал Александр Иосифович, у российских революционеров теперь важнейшая задача – готовиться к японскому вторжению и, насколько возможно, способствовать этому. В частности, Лизина роль, по его словам, заключалась в том, чтобы быть готовой служить на пользу скорейшего продвижения по России любезных освободителей от тирании, для чего теперь ей следовало основательно изучить японский язык.