Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

— Быть может, следует послать за мадам Луизой? — спросил д'Артаньян с таким видом, словно эта догадка осенила его только теперь и он вовсе не посылал Планше полчаса назад с поручением еще и к Луизе, чтобы проворный малый подробно растолковал, каких показаний ей следует держаться.

— Вы полагаете?

— Я уверен, она подтвердит мой рассказ во всех деталях, — заверил д'Артаньян. — К тому же… Коварство этого злодея, Бриквиля, уже не вызывает сомнений, как и его разбойничьи повадки. Боюсь, как бы он и ей не повредил…

— Луизе? — рявкнул комиссар с таким видом, что кое-какие подозрения д'Артаньяна вновь ожили и даже укрепились. — Ну, я ему покажу! Я ему пропишу… итальянский манер! Ага! Слышите? Я не я буду, если это не нашего голубчика волокут!

В самом деле, в приемную ввалилась толпа стражников, увлекая за собой г-на Бриквиля, связанного по рукам и вдобавок обмотанного толстенной веревкой, как болонская колбаса. Незадачливый рогоносец грозно вращал глазами, ругался, плевался, как дикий турок, что есть мочи упирался и поносил своих гонителей, как только мог, — но бравые стражи закона, поддавая ему тычки в шею, одолевали как числом, так и умением.

Следом, уже самостоятельно, как и подобает пришедшей за правосудием пострадавшей стороне, появилась очаровательная Луиза, простоволосая, как древняя вакханка, в растерзанной одежде, с явственно наблюдавшимся под правым глазом тем сомнительным украшением, которое ни одна женщина не стремится добровольно заполучить.

Картина была достойна кисти великого живописца Сальватора Розы — в тусклом свете казенных масляных плошек сверкали алебарды и шпаги стражников, взъерошенный Бриквиль, словно только что изловленный дикий лесной человек, нечленораздельно рычал и сверкал глазами с таким видом, словно и вправду сожрал бы сырьем всех до единого присутствующих; распущенные волосы и полуприкрытые корсажем прелести Луизы являли собою приятный контраст с обшарпанными стенами, неряшливыми стражниками и монстрообразным арестантом — а в центре с видом оскорбленной добродетели помещался д'Артаньян, воздевший очи горе, словно христианский мученик древних веков на арене со львами.

С прискорбием стоит отметить, что гасконец ввиду неполноты своего образования (так мы деликатно поименуем полное отсутствие такового) вовсе не усматривал никаких ассоциаций меж происходящим и живописными полотнами — ну, а остальные, между нами, были ему под стать…

Комиссар, видя, что ускользнувшая было дичь вновь угодила в надежные силки, звучно откашлялся и протянул:

— Те-те-те, любезный Бриквиль… Я уж было распрощался с надеждой увидеть вас вновь, но вы, похоже, часу прожить не можете, чтобы не нарушить законов Французского королевства… На сей раз вы у меня так просто не отделаетесь…

— Я?! — завопил Бриквиль, потерявший последние остатки благоразумия. — Да это самый настоящий заговор! Вы с этим вертопрахом определенно стакнулись! Или он вам заплатил? Это я — пострадавший, слышите, я! Я изловил этого вот потаскуна со своей женушкой прямо в постели, и он голышом сбежал через окно!

Д'Артаньян кротко сказал:

— Господин комиссар, я не собираюсь ничего говорить в свою защиту… посмотрите на меня и сами решите, похож ли я на человека, застигнутого в чьей-то там постели и голышом сбежавшего через окно… По-моему, нисколечко.

— Да ваша одежда до сих пор валяется в моей прихожей! — возопил Бриквиль.

— Ах, вот даже как… — скорбно вздохнул д'Артаньян. — Вы в мое отсутствие вломились в занимаемую мною комнату, утащили оттуда запасную мою одежду и где-то там бросили, надо полагать… Кого вы хотели провести, глупец? Одного из лучших полицейских комиссаров Парижа?

— Вот именно, вот именно, — сказал польщенный комиссар. — Госпожа Бриквиль, правда ли, что ваш муж с некими сообщниками пытался ограбить вашего жильца?

— Ну конечно, сударь, — всхлипнула Луиза. — Они бы непременно зарезали бедного господина д'Артаньяна, но он попросил у них разрешения прочесть последнюю молитву, а сам, выйдя в другую комнату, отважно выбросился в окно…

С точки зрения д'Артаньяна, эта ее импровизация была совершенно ненужной деталью, но сказанного не воротишь…

— И ваш жилец был одет?

— Ну конечно же! Кто садится ужинать голым?

— Все обстоятельства не в вашу пользу, Бриквиль, — сказал комиссар с видом проницательным и грозным. — Ваш жилец свидетельствует против вас. Ваша жена свидетельствует против вас. Соседские подмастерья свидетельствуют против вас. А это неспроста…

— Потому что вы все тут в сговоре! — взревел Бриквиль. — Знаете, что мне сказала эта потаскуха, когда я ее немного поучил по праву мужа? Что она непременно со мной разведется и выйдет замуж за этого гвардейского хлыща! (Д'Артаньян невольно содрогнулся от страха перед подобной перспективой.) А если для этого понадобится засадить меня в тюрьму, сказала эта шлюха, она и засадит, поскольку вас, де Морней, с ней связывают…

Комиссар с грохотом обрушил на стол кулак, а перехвативший его взгляд стражник проворно отвесил арестованному увесистый подзатыльник, отчего тот замолчал, и тайны, оглашение коих, безусловно, могло нанести ущерб отдельным представителям доблестной парижской полиции, так и остались непроизнесенными.

— Положительно, Бриквиль, вы закоренелый преступник, — сказал комиссар свирепо. — Помоему, вас следует незамедлительно…

— Господин комиссар! — торопливо воззвал д'Артаньян, вдруг сообразивший, что свобода Бриквиля и его собственная свобода оказались причудливым образом связаны, поскольку тюремное заточение ресторатора неминуемо влекло угрозу законного брака гасконца с Луизой. — я вовсе не жажду ни крови, ни мести. Господин Бриквиль, бедняга, попросту поддался соблазну, вид золота затмил ему разум… Мало ли что в жизни случается, даже святые порой поддавались искушению… Сдается мне, я был бы вполне удовлетворен, если бы вы прочитали господину Бриквилю суровую нотацию и убедили его больше так не делать… К чему лишать человека свободы, если всегда можно дать ему шанс исправиться? Будем великодушны, как истинные христиане, простим бедняге его невольное прегрешение…

Комиссар смотрел на гасконца хмуро и насмешливо, и у д'Артаньяна создалось впечатление, что его видят насквозь. Простодушный полицейский — вообще явление редкое, особенно в столице. Оставалось надеяться лишь на то, что содержимое верхнего ящика стола сыграет свою роль.

— Ну, если подумать… — начал комиссар.

— Заклинаю вас, простите этого бедолагу! — воскликнул д'Артаньян. — Лишь бы он сделал для себя урок на будущее…

Ему только что пришло в голову, что в Париже и без того есть множество укромных уголков, где можно видеться с любовницей. К чему же продолжать свидания в ее собственном доме, подвергаясь риску?