Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

— Эта история говорит еще и о том, что среди пятерых заговорщиков всегда найдется изменник…

— Как обычно, — сказала герцогиня серьезно. — Как обычно… Однако вы неглупы, Арамис…

— А вы считали иначе?

— О, что вы… — Она остановилась, взяла д'Артаньяна зарукави притянула вплотную ксебе. В полумраке ее глаза, казалось, светились изнутри, как у волчицы. — Смотрите только, не покажите себя чересчур умным… Понимаете, о чем я?

— Конечно, — сказал д'Артаньян. — Успокойтесь, герцогиня. Предав ваш заговор, я получу гораздо меньше, чем могу достичь, будучи его преданным участником…

— А почему вы решили, что речь идет о заговоре? — быстро спросила герцогиня.

— Да господи, я же не невинное дитя! — воскликнул д'Артаньян. — К тому ведут все ваши намеки, недомолвки, туманные обещания невиданного взлета…

— Надеюсь, вас не пугает слово «заговор»?

— Меня пугает одно, — сказал д'Артаньян насколько мог убедительно. — Мое нынешнее убогое состояние.

— Вот таким вы мне нравитесь…

— Послушайте, — сказал д'Артаньян. — Это ведь герцога Бекингэма мы проводили в Лувр?

— Допустим…

— Без всяких допущений. Я его узнал.

— Ах да, следовало предвидеть, — беззаботно сказала герцогиня. — На улицы ведь вывели всю гвардию во время проезда посольства, и мушкетеров в том числе… Ну и что? Вы имеете что-нибудь против того, что наша бедняжка королева, обреченная бессильным муженьком на самое пошлое целомудрие, немного развлечется в надежных мужских руках?

— Ну что вы…

— Вот видите. Я, особа беззастенчивая, немного подглядела в щель меж занавесями. Могу вас заверить, что королева в данную минуту чувствует себя превосходно, хотя кое-какие английские ухватки, безусловно, стали для нее открытием… Ну вот и все, мы пришли.

Она повернула ручку двери и подтолкнула д'Артаньяна в небольшую комнату, где главенствующее положение занимала огромная кровать, а на столике красовался прекрасно сервированный ужин с фруктами и вином. У столика с выжидательным видом стояла смазливая служанка, окинувшая д'Артаньяна столь насмешливым и откровенным взглядом, что ему стало чуточку неловко. Он вдруг сообразил, что роли, пожалуй что, несколько поменялись, и в ролисоблазняемой провинциальной красотки выступает он сам, а в роли предприимчивого гвардейца — очаровательная Мари де Шеврез. Это наносило некоторый урон его мужской гордости — но, впрочем, какая разница, ежели все происходящее не противоречит естественному ходу вещей?

О чем-то пошептавшись со служанкой, герцогиня отослала ее небрежным мановением руки, встала у постели и обернулась к д'Артаньяну с лукавой улыбкой на алых губках:

— Итак, шевалье?

Д'Артаньян, не вполне представляя, как ему держаться, сделал шаг вперед и, невольно вспомнив Армана, произнес насколько мог вдохновенно:

— Мари, моя любовь к вам глубока, как…

— О господи, да бросьте вы эту чушь! — с досадой сказала очаровательная герцогиня. — Снимайте поскорее шпагу и сбросьте ваш дурацкий плащ! Или вы полагаете, что у меня есть время слушать сонеты, мадригалы и прочие там элегии? Ни времени, ни желания! Ну-ка, как командуют у вас в гвардии, раз-два!

Д'Артаньян оторопело потянул через голову перевязь со шпагой, не сняв предварительно плаща, в результате чего полностью запутался в одежде. Герцогиня, заливисто хохоча, помогла ему лишиться синего плаща, шпаги и камзола, после чего, прильнув всем телом, дразнящим шепотом спросила:

— Ну что, готовы поехать в Нидерланды?

— Какие еще Нидер… — бухнул д'Артаньян и тут же умолк, вспомнив недавнюю сцену, которой был свидетелем.

Мари де Шеврез рассмеялась еще звонче:

— Арамис, вы, право, очаровательны с вашей простотой! — и, властно ухватив его ладонь, без церемоний указала кратчайшую дорогу в Нидерланды. — Это и есть Нижние земли, говоря по-французски… Вы готовы туда отправиться?

Ну разумеется, он был готов — правда, не предполагал, что выпавшее на его долю путешествие окажется столь долгим, разносторонним и познавательным. Можно сказать, что д'Артаньян, подобно великим путешественникам прошлого, объездил весь белый свет. Он побывал и в Нижних землях, и в Верхних землях, и даже, к некоторому его провинциальному изумлению, у Антиподов — а как еще прикажете назвать в соответствии с правилами географии земли, противостоящие Нижним? Путешествие настолько затянулось, что из упоительного, право же, превратилось с некоторого момента в утомительное.

К тому времени, когда герцогиня смилостивилась над ним и дала измученному путешественнику отдых, он был настолько измочален, что втихомолку уже проклинал в душе собственную проказу, — и вытянулся без сил рядом с обнаженной красавицей, прекрасной, как пламя и свежей, как роса. Удивительно, но она не выказывала и тени усталости, она лежала, откинувшись на подушки, глядя бездонными карими глазами с каким-то новым выражением.

— Мне непонятен ваш взгляд, Мари, — не выдержал в конце концов д'Артаньян. — Неужели вы остались недовольны…

— Ну что вы, глупый! — отозвалась красавица, играя его волосами. — Наоборот. В этой постели, уж простите за откровенность, побывало немало надутых павлинов, изображавших из себя статуи Геракла, но на поверку оказавшихся слабыми… А в вас, Арамис, есть что-то невероятно первозданное, наивное… но, черт побери, сильное! Считайте, вы выдержали некое испытание… Терпеть не могу слабых. Я сама не из слабых — во всех смыслах, не только в этом … Обнимите меня. Вот так. Вы мне нравитесь, Арамис. В вас есть… нечто. Вы мужчина.

«Ну вот, — подумал д'Артаньян в блаженной усталости. — Кто знает, осталась ли бы она так довольна настоящим Арамисом? Похоже, совесть моя чиста…»

Лежа в его усталых объятиях, герцогиня безмятежно продолжала:

— Честно признаюсь, такой мне и нужен. Если вы будете столь же сильны в нашем деле, я вас подниму так высоко, что вам и не снилось. Но бойтесь дать слабину… Я не прощаю подобного.

— Интересно все же, что это за дело?

— Скоро узнаете. — Она задумчиво уставилась в потолок, нагая, как Ева до грехопадения, ее прелестное личико, обрамленное волнами черных вьющихся волос, стало не по-женски твердым. — Совсем скоро. Пока вам должно быть достаточно и того, что это дело сильных. Что эти сильные сочли вас достойным своих рядов. Что на другой стороне… о, там есть и сильные! По крайней мере, один уж наверняка. Но над ним — опять-таки слабый и ничтожный. Черт побери, это ведь словно о нем сложено…