Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

— Мари, у вас государственный ум, — искренне сказал д'Артаньян.

— Рада, что вы это наконец заметили, шевалье… Я все продумала. Вдвоем вы возведем вокруг королевы неприступную линию обороны, благодаря которой появление новых фаворитов — или фавориток — будет решительно невозможно. Мы, черт побери, будем править королевством!

— А герцог и Конде?

— Ну не думаете же вы, что они добровольно согласятся уступить нам столь почетную роль? — с невинной улыбкой произнесла герцогиня. — Просто-напросто нужно постараться, чтобы после убийства кардинала и… и настигшего Людовика божественного провидения тот самый случай, изменяющий судьбы держав и династий, быстренько настиг и двух наших соратников по заговору… Я уже предприняла кое-какие шаги на этот счет. У меня найдутся надежные люди. Но и вы, со своей стороны, должны будете принять в этом участие. Чем больше шпаг, тем лучше… Или вам их жаль?

— Говоря откровенно, ничуточки, — сказал д'Артаньян. — Знаете, я тоже неплохой охотник, и с собаками возился никак не меньше Сына Франции… Всего-навсего в ведре с водой окажется не один щенок, а три…

— Я вами очарована, милый мой! — воскликнула герцогиня, звонко расцеловав его. — Давненько не встречала энергичных молодых людей, понимающих меня с полуслова… Все дело в том, что вы из провинции — столичные отпрыски знатных семей подернуты жирком, а людям вроде вас приходится карабкаться с самого низа… — Она грациозно вскочила с постели, подошла к окну и посмотрела на посветлевший краешек неба. — Быстрее одевайтесь, Арамис, скоро рассвет, а вам еще предстоит сопровождать этого английского потаскуна…

— Вот, кстати, — сказал д'Артаньян, встав и принявшись разыскивать свои штаны. — А ему вы какое место отводите? Ведь как только королева останется молодой очаровательной вдовой, он примчится…

— Арамис, — с мягким укором сказала герцогиня. — Неужели вы думаете, что я не приняла во внимание эту безделицу? Конечно же, примчится. Но в том-то и соль, что в Лувр ему придется пробираться столь же тайным образом — ну, а в следующий раз с ним может произойти одна из тех трагических случайностей, на которые так богаты ночные парижские улицы… Или вы любите англичан?

— Терпеть их не могу, — сказал д'Артаньян чистую правду. — Француз я, в конце концов, или нет?

Одевшись полностью, д'Артаньян озаботился надвинуть шляпу как можно ниже, так чтобы скрывала лицо, — в коридорах уже самую чуточку посветлело, и Констанция могла его наконец узнать с самыми роковыми для гасконца последствиями.

Хорошо еще, что ни она, ни герцогиня не стали их провожать в обратный путь, — герцогиня могла заговорить с д'Артаньяном, пришлось бы отвечать, и голос опять-таки мог показаться Констанции знакомым… Обе дамы проводили трех одетых в мушкетерские плащи мужчин той же длинной и запутанной дорогой по коридорам и лестницам Лувра до охранявшейся караулом калитки. Там компания разделилась — дамы остались во дворце, а мужчины, беспрепятственно выпущенные мушкетерским караулом, пошли той же дорогой, какой пришли. Небо над островерхими крышами уже заметно приобрело темно-синий оттенок, сменивший ночную тьму. Вот-вот должен был зарозоветь восточный краешек неба, стояла покойная тишина, только временами нарушавшаяся шагами гуляк, возвращавшихся домой после веселой ночи.

Д'Артаньян украдкой наблюдал за герцогом Бекингэмом — того явственно распирала не только радость, но и неудержимое желание похвастаться одержанной победой перед спутниками. Все мужчины в этом отношении одинаковы, кроме разве что евнухов. К тому же д'Артаньян, сам отнюдь не безгрешный, великодушно признавал за герцогом, даром что англичанином, право на похвальбу: не каждому выпадает провести бурную ночь с молодой, очаровательной королевой, наградив сумрачное чело монарха двумя украшениями, которые обычно видны всему свету, исключая того, кто их носит…

Кроме того, д'Артаньяна крайне интриговало и другое: он давно уже заметил, что герцог скрывает под мушкетерским плащом небольшой ящичек из полированного дерева с наведенным золотом французским королевским гербом на крышке. То же любопытство, несомненно, испытывал и третий их спутник, мимолетный любовник Констанции, — он то и дело бросал на ящичек самые недвусмысленные взгляды, но, как человек от герцога зависимый, опасался задать неделикатный вопрос.

Д'Артаньян, находившийся в лучшем положении, в конце концов не выдержал:

— Милорд…

Бекингэм живо повернулся к нему:

— Вы меня узнали?

— Кто же в Париже не узнает самого изящного кавалера Англии? — сказал д'Артаньян, решив, что в интересах дела можно даже сделать комплимент не кому-нибудь, а проклятому англичанину.

Комплимент этот упал на подготовленную почву: Бекингэм остановился (они как раз шли по Новому мосту) и с превеликой готовностью поддержал разговор:

— Быть может, вы, шевалье, знаете и суть моего визита в Лувр?

— Ну разумеется, милорд, — сказал д'Артаньян с легким поклоном. — Примите мои искренние поздравления. Французы, черт побери, умеют должным образом ценить отвагу влюбленных и одержанные ими победы! Вы же, как ни прискорбно это признать, одним махом обошли всех повес нашего королевства — ваших достижений нам уже не превзойти. Это, конечно, немного прискорбно, но, как я уже говорил, мы умеем ценить славные победы!

Лесть всегда оказывала отравляющее действие и на людей гораздо умнее Бекингэма — что уж говорить о герцоге, который прямо-таки расцвел, напыжился самым глупым образом и величественно произнес, стоя у перил и гордо взирая на озаренные восходящим солнцем парижские крыши:

— Благодарю вас, шевалье. Что скрывать, победа во всех отношениях славная, тут вы угодили в самую точку, любезный…

— Арамис, — подсказал его спутник, давно уже прислушивавшийся к голосу д'Артаньяна с неусыпным вниманием.

— Вот именно, Арамис. По-моему, я имею право гордиться?

— Безусловно, — поклонился д'Артаньян.

— Вы спрашиваете, что это за ящичек? — не выдержал герцог, хотя д'Артаньян ничегошеньки не спросил. — Ваша королева — восхитительная во всех отношениях женщина. Ей угодно было преподнести мне в качестве залога любви эту безделицу…

Он высвободил ящичек из-под плаща и поднял крышку. В лучах восходящего солнца засверкали радужным сиянием великолепные алмазные подвески, прикрепленные к шелковым лентам, связанным узлом и украшенным золотой бахромой. Это новомодное женское украшение, носившееся на плече, так и называлось понемецки, откуда пошла мода: Achsel-Band [26] Плечевая лента (нем.). , а по-французски — аксельбант.