Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

Из-за груды книг выскочил старичок, ликующе размахивая письмом.

— Вот и все, стоило огород городить! Ну конечно же, метод замещения цифрами букв французского алфавита вкупе с обозначением абзацев особыми знаками!

— У вас получилось что-то осмысленное? — спросил Рошфор живо.

— А? Понятия не имею, посмотрите сами. Вроде бы что-то такое складывалось, но мне это уже неинтересно…

Рошфор взял у него бумагу и тихо прочел:

— «Ваше высочество, господин герцог Анжуйский! Спешу сообщить, что переговоры с испанцами…» Пожалуй, это вполне осмысленно!

— Да? — отозвался старичок без малейшего интереса. — Ну, вам виднее, а поскольку это не имеет никакого отношения к Великой Системе расчета подлинной истории, я и голову себе не собираюсь забивать этими вашими житейскими глупостями! Не мешайте, мне надо работать…

— Милейший господин Скалигер, — вкрадчиво сказал Рошфор. — я был бы вам весьма признателен, если бы вы подобным образом разделались со всеми шестью письмами…

— А зачем?

— Я дам вам целых пятьдесят пистолей, и вы себе купите много бумаги и чернил, незаменимых для расчетов… для ваших гениальных расчетов!

— Вы, пожалуй, правы, — неохотно признался старичок. — Эти проклятые торговцы никак не хотят давать бумагу даром, сколько я им ни растолковывал значение Великой Системы для грядущих поколений… Давайте сюда ваши глупости!

Он вырвал у Рошфора свитки и вновь скрылся за грудами книг. Слышно было, как он громко бормочет под нос о ничтожестве житейских мелочей пред лицом великой и стройной хронологии, которая когда-нибудь непременно овладеет умами всего человечества.

Примерно через четверть часа д'Артаньян вынужден был признать, что Рошфор вновь оказался прав: выскочивший из бумажного лабиринта безумный старичок сунул им письма, сгреб пистоли и опрометью помчался назад к столу. Хватило одного взгляда, чтобы удостовериться: этот гениальный безумец — или безумный гений — вмиг расшифровал послания, не вникая в их смысл. Все планы заговорщиков были теперь как на ладони — с точным перечнем имен, обязанностей, замыслов и привлеченных для их реализации сил. Сумасшедший астролог по имени Скалигер так и не узнал, что его усилия помогут спасти короля Франции и его первого министра…

Уже на улице д'Артаньян сочувственно вздохнул:

— Бедняга… Скажите мне, Рошфор, правда ли, что, как я слышал, земля круглая, как шар…

— Но она и в самом деле круглая, д'Артаньян, — сказал Рошфор. — И представляет собой огромный шар.

— Бросьте шутить! — воскликнул гасконец. — На всем пути от Беарна до Парижа я, уж поверьте, не заметил ничего подобного — земля везде плоская, как доска. Конечно, кое-где попадаются возвышенности и горы, не без того, но я никогда не поверю, что ехал по шару ! И потом, будь земля шаром, с нее тут же стекла бы вода, свалились люди с животными…

Улыбаясь, Рошфор сказал:

— Даю вам честное слово дворянина, д'Артаньян, что земля — шар.

— Ну, это другое дело, — уныло произнес д'Артаньян. — Коли дворянин что-то подтверждает своим честным словом, этому должно верить… Но я все равно не возьму в толк, как это может быть…

— Мы об этом поговорим как-нибудь в другой раз, — сказал Рошфор. — Сейчас нам обоим пора поспешить, нужно убираться и из этого города, и из этой гостеприимной страны. Давайте поделим письма ровно пополам — на случай если с кем-то из нас что-то произойдет. Пусть половина бумаг, но попадет к кардиналу. Нужно только поделить их так, чтобы обе половины содержали достаточно улик… Пожалуй что, я отдам вам эту… и эту… а себе возьму… да, и эту… Мы разделимся и отправимся разными дорогами — я поеду через Западную Фландрию в Лилль, а вам, пожалуй, лучше всего будет скакать в Сен-Кантен через Брабант. Знаете дорогу?

— Да, — сказал д'Артаньян. — От Мехельна через Брюссель, а далее большая дорога идет через деревушку… как ее… ужасно смешное название… ага, Ватерлоо!

— Вот именно. Удачи!

Он дружески кивнул д'Артаньяну, опустил на лицо капюшон и вмиг скрылся за ближайшим углом, словно растаял. Д'Артаньян, оглядевшись в поисках шпионов, — он искренне надеялся, что на сей раз это вышло у него не так неуклюже, — пошел в противоположную сторону.

— Эй, сударь!

Уже наученный горьким опытом, гасконец первым делом схватился за шпагу, но по некотором размышлении решил подождать. Окликнувшие его больше походили на стражников, чем на наемных убийц из здешних притонов. Четверо с алебардами перегородили ему дорогу, еще трое выстроились сзади во всю ширину улочки, а восьмым был субъект без алебарды, но со шпагой и каким-то жезлом вроде тех, что во Франции носили некогда королевские сержанты. Все восемь были одеты в одинаковые желтые кафтаны, и перья на шляпах у них одинаково черные…

За их спинами мелькнула вдруг знакомая физиономия, вытянутая, бледная и постная. Моментально узнав Гримо, д'Артаньян невольно выдвинул из ножен шпагу на две ладони — но слуга Атоса уже исчез в ближайшем проулке, а стражники с большим проворством, свидетельствовавшим о недюжинном опыте, склонили алебарды так, что с двух сторон образовался стальной горизонтальный частокол.

— Черт знает что… — проворчал д'Артаньян, ладонью загнав шпагу обратно в ножны при виде этой многозначительной демонстрации. — Ухватки у вас, господа мои, в точности как у ваших собратьев в Париже, будто всех вас, полицейских крыс, где-то в одном месте натаскивают… Сударь! — громче воскликнул он, обращаясь к человеку со шпагой, некоторым образом выделявшемуся на фоне тупых физиономий. — Отчего вы мне заступили дорогу и что от меня хотите? Не кошелек ли?

— Вовсе даже наоборот, сударь, — ответил человек со шпагой. — Мы не разбойники, а служители закона. Я — Ван Бекелар, бальи второго ранга, начальник полицейских агентов Зюдердама, а это — алебардисты из городской милиции. Вам придется пойти с нами в ратушу, и без глупостей, иначе…

— Я иностранец! — сказал д'Артаньян.

— Я знаю. Вас-то нам и нужно… Извольте, сударь, смирнехонько шагать в середине строя! Я не стану забирать у вас шпагу, к чему эти церемонии, но и вы уж не вздумайте дурить…

Передние довольно слаженно повернулись на месте, так что д'Артаньян видел лишь их спины, а задние придвинулись, держа алебарды так, что их острия посверкивали в опасной близости от гасконца. Сопротивляться или бежать не было никакой возможности.

— Ладно, я покоряюсь силе, — сказал он, двинувшись вслед за стражниками. — Посмотрим, каковы у вас тюрьмы…

— Мы пока что в ратушу, сударь. Но оттуда и до тюрьмы недалеко, — обнадежил бальи.