Александр Бушков - Тень над короной Франции

А Монтекки, словно собравшись перещеголять его в христианском милосердии, отвечал столь же благожелательно:

На что Капулетти:

Князь, полностью успокоенный столь идиллической картиной, с достоинством произнес:

После чего все присутствующие на сцене живые, а их набралось немало — кроме князя и обоих отцов семейств, были еще сторожа, стражники, дамы и кавалеры, — чинной процессией удалились в одну из двух дверей, проделанных в задней части сцены. После чего ожили и юные влюбленные, довольно долго лежавшие на сцене смирнехонько, как мертвым и подобает, — и, поклонившись зрителям, скрылись в той же двери. Тогда только д'Артаньян сообразил, что представление окончилось. Как ни был он увлечен зрелищем, подумал не без сожаления: «По-моему, Уилл тут самую малость недодумал. Христианское милосердие — вещь, конечно, хорошая и мы к нему должны стремиться, но, воля ваша, господа, а итальянцы еще повспыльчивее нас, гасконцев, так что, если по правде, Монтекки следовало бы, не теряя зря времени, выхватить шпагу, встать в терцину и проткнуть этого самого Капулетти, надежнее всего в горло. Главное, вовремя крикнуть своей свите: „К оружию, молодцы!“ И дело закончилось бы славной битвой. А если уж совсем по совести, то следовало бы и князю уделить полфунта стали, чтобы не запрещал дуэли на манер нашего Людовика…»

— Шарль, — тихонько сказала Анна. — Все уже уходят…

— О, простите… — спохватился д'Артаньян. — я задумался…

— Это видно. Я и не ожидала, что вы столь заядлый театрал. Пьеса увлекла вас настолько, что вы даже забыли что ни минута напоминать мне о своих чувствах… Но это и к лучшему. Все-таки мы пришли сюда смотреть представление…

— Вам понравилось?

— Конечно.

— Я вот одного только в толк не возьму, — признался д'Артаньян. — Вы видели, что Джульетта, когда ожила, ушла как ни в чем не бывало? А ведь я уж было решил, что она закололась по-настоящему — Волк меня знаешь, я же видел, как лезвие вонзилось ей в грудь и потоком полилась кровь! Я даже решил, что Шакспур уговорил эту девушку ради высокого искусства всерьез покончить с собой на сцене…

— Сдается мне, вы в первый раз в жизни были сегодня в театре, Шарль?

— Ну да, — признался д'Артаньян. — Откуда у нас в Беарне театры? У нас все больше петушиные бои, да еще канатоходцы с жонглерами бывают на ярмарках…

— У нее под платьем был пузырь, наполненный вином, — пояснила Анна. — его она и проткнула кинжалом…

— Правда?

— Ну вы же видели, что она не выглядела раненой… — Анна прищурилась. — Она вам понравилась, Шарль? Я заметила, вы не сводили с юной Джульетты глаз…

— Анна, перед вашей красотой меркнет все вокруг…

— Ну, а все-таки? Признайтесь честно.

— Премиленькая девушка, — признался д'Артаньян.

— А это никакая не девушка, — сказала Анна ехидно. — Это мальчик. В театрах женские роли всегда играют мальчики…

— В самом деле? — изумился д'Артаньян.

— Честное слово.

— Нет, вы вновь насмехаетесь надо мной?

— Честное слово, Шарль, это юноша…

«Вот те раз, — пристыженно подумал д'Артаньян. — Ну и обманщики же эти англичане! А по виду — совершеннейшая девушка, да еще какая милашка! Грешным делом, я мимоходом…»

Анна невинным тоном добавила:

— Могу поспорить, милый Шарль, вы успели, глядя на нее, о чем-то таком подумать… Ну, не смущайтесь. Я совсем забыла вас предупредить, что женские роли играют мальчики…

— Сплошной обман, — грустно сказал д'Артаньян, провожая ее к выходу из ложи. — Пузыри с вином какие-то придумали…

— Но не могут же они на каждом представлении убивать кого-нибудь всерьез?

— И то верно, — согласился д'Артаньян. — Значит, вы уже не раз бывали на представлениях… А я-то думал, что устроил вам сюрприз…

— Не огорчайтесь, Шарль. Я вам и в самом деле благодарна. Очень интересная пьеса, спасибо… Как они любили друг друга…

Д'Артаньян, глядя на ее чуть погрустневшее очаровательное личико, сказал решительно:

— Могу поклясться чем угодно: если с вами, не дай бог, что-нибудь произойдет, я поступлю, как этот самый Ромео! И сомневаться нечего! Клянусь…

— Не стоит клясться, Шарль, — мягко сказала Анна. — Жизнь — это не пьеса…

— Но я…

— Кардинал не одобряет клятвы всуе…

Перед лицом столь весомого аргумента д'Артаньян замолчал не без внутреннего протеста, хотя свято верил, что говорит сущую правду, что он и в самом деле не сможет жить, если…

Но вскоре он отогнал мысли о грустном. Не место и не время. Главное, она шагала рядом, опираясь на его руку, и перед глазами еще стояла высокая и трагическая история любви двух юных сердец, и в его душе по-прежнему пылала надежда, а значит, жизнь была прекрасна, как рассвет…

В отличие от простой публики, простоявшей все представление на ногах и покидавшей театр в страшной давке, они оказались в лучшем положении — ложи для благородной публики соединялись галереей с домом актеров, и можно было уйти без толкотни.

Они миновали целую шеренгу крохотных комнаток, где комедианты приводили себя в будничный вид, и д'Артаньяна здесь ожидало еще несколько сюрпризов: толстуха-кормилица оказалась самым что ни на есть взаправдашним мужчиной, вдобавок лысым, а старик Капулетти — вовсе не стариком и даже не пожилым, а молодым человеком, лишь несколькими годами старше самого гасконца. От этой изнанки увлекательного действа д'Артаньяну стало чуточку грустно, но это тут же прошло — им приходилось идти сквозь строй любопытных взглядов, и невыразимо приятно было шагать рядом с Анной, поддерживая ее под локоток, с загадочно важным видом обладателя…

— Рад вас видеть, Дэртэньен, — сказал вышедший из боковой двери Уилл Шакспур. — Вам понравилось?

Он выглядел не просто уставшим — выжатым, как лимон, словно весь день с утра до заката таскал тяжеленные мешки.

— Прекрасная пьеса, — сказал д'Артаньян. — Как вам только удается все это излагать красиво и складно… Вы сущий волшебник, Уилл! Что это с вами? Неприятности?

— Нет, — с вымученной улыбкой возразил Шакспур. — Так, знаете ли, каждый раз случается на первом представлении новой пьесы…

— А, ну это я понимаю! — живо воскликнул д'Артаньян. — Помню, когда я первый раз на дуэли проткнул как следует мушкетера короля, долго места себе не находил… Первая дуэль — это, знаете ли… Так что я вас понимаю, Уилл, как никто…