Александр Бушков - Тень над короной Франции

— Благодарю вас, — с бледной улыбкой сказал Уилл. — Рад был видеть вас и вашу прекрасную даму… Кстати, вы не возражаете, если я в какой-нибудь пьесе использую вашу сентенцию?

— Это которую? — удивился д'Артаньян.

— Вы, возможно, не помните… В тот вечер, когда мы с вами и молодым Оливером сидели в «Кабаньей голове», вы мне сказали великолепную фразу: «Весь мир — театр, а все мы — в нем комедианты». Вы не помните?

— Э-э… — что-то такое припоминаю, — сказал д'Артаньян осторожно. Не стоило уточнять при Анне, что из событий того вечера он напрочь забыл очень и очень многое. — Ну разумеется, Уилл, используйте эту фразу, как сочтете нужным…

— Спасибо. Быть может, вы не откажетесь выпить со мной стаканчик виски?

— О нет! — энергично возразил д'Артаньян, при одном упоминании о виски внутренне содрогаясь. — Уже темнеет, а мне еще нужно проводить миледи Кларик в ее дом… Всего наилучшего!

— Вы великолепны, Шарль, — сказала Анна, когда они вышли на улицу и медленно направились вдоль Темзы. — Оказывается, вы еще и мудрые сентенции выдумываете, а потом забываете, как ни в чем не бывало… А почему это вы форменным образом передернулись, едва этот ваш Шакспур упомянул об виски?

— Вам показалось, — сказал д'Артаньян насколько мог убедительнее. — Право же, показалось…

— Должно быть, — покладисто согласилась Анна и понизила голос: — Как вы себя чувствуете перед завтрашним… предприятием?

— Простите за банальность, но ваше присутствие придает мне храбрости, — сказал д'Артаньян. — К тому же самое трудное выпало на вашу долю…

— Ну, не преувеличивайте, — сказала она. — Нет ничего сложного в том, чтобы украдкой срезать пару подвесок с плеча Бекингэма. Этот самоуверенный павлин не ждет подвоха — он себя считает самым неотразимым на свете, а женщин — набитыми дурами, и достаточно мне будет, положив ему руку на плечо, взглянуть вот так, нежно, соблазнительно и многообещающе… — и она послала д'Артаньяну лукавый взгляд, в полной мере отвечавший вышеперечисленным эпитетам, так что в душе у гасконца смешались любовь и отчаяние.

И он воскликнул с горечью:

— О, если бы вы хоть раз посмотрели так на меня! И от всей души, а не предприятия ради!

— За чем же дело стало? — невинно спросила Анна и взглянула на него так, что сердце д'Артаньяна провалилось куда-то в бездны сладкой тоски.

— Но это же не всерьез, — сказал он убитым голосом. — Вы по всегдашнему вашему обыкновению играете со мной…

— А если — нет? — тихо спросила она.

— Анна! — воскликнул д'Артаньян, встав лицом к ней и схватив ее руки.

— Шарль… — укорила она шепотом. — На улице люди, на нас смотрят… Возьмите меня под руку и пойдемте дальше. Расскажите, что вы делали тут все это время? Не скучали, надеюсь?

— Нет, — сказал он осторожно. — я… Я гулял по городу, смотрел достопримечательности.

Это было чистой правдой, он лишь не стал уточнять, что посвящал сему благопристойному занятию далеко не все свое время, а лишь последний день — чтобы выветрились последствия веселого вечера в «Кабаньей голове».

— И что же, попалось что-то интересное?

— В общем да, — сказал д'Артаньян. — я только, как ни старался, не нашел рынка, где торгуют женами…

— Кем-кем?

— Надоевшими женами, — сказал д'Артаньян серьезно. — Один моряк еще в Беарне мне рассказывал, что в Лондоне есть такой рынок… Когда жена англичанину надоест или состарится, он ведет ее на этот самый рынок и продает задешево, а то и обменивает с приплатой на новую, помоложе… Как я ни расспрашивал лондонцев, они отказывались меня понимать. Видимо, все время попадали такие, что плохо говорили пофранцузски, а по-английски я не умею…

Анна рассмеялась:

— Шарль, ваш моряк все сочинил… Нет в Лондоне такого рынка и никогда не было.

— Правда?

— Правда. Я здесь много лет прожила и непременно знала бы…

— Чертов краснобай, — сказал д'Артаньян в сердцах. — Ну, попадется он мне когда-нибудь… Я ведь добросовестно выспрашивал у лондонцев, где у них тут торгуют старыми женами… То-то иные фыркали и косились мне вслед…

— Представляю… — безжалостно сказала Анна.

— Ну вот, вы опять…

— Шарль, — решительно сказала она. — Перестаньте, право! Нельзя же так серьезно относиться к каждой шутливой фразе…

— Ничего не могу с собой поделать, — признался д'Артаньян. — с вами меня все время бросает из крайности в крайность, то в жар, то в холод. Потому что вы до сих пор мне кажетесь видением, которое в любой миг способно растаять… Даже когда я вспоминаю Нидерланды, берег той речушки и рассвет над равниной…

Она опустила голову, ее щеки слегка порозовели:

— У вас отличная память на пустяки…

— Так для вас это был пустяк?! — горестно воскликнул д'Артаньян. — А я-то решил в своей самонадеянности, что если женщина так отвечает на поцелуй… Для вас это был всего лишь пустяк…

— Вовсе не пустяк…

— Вы это говорите, чтобы утешить меня…

— Ничего подобного. Я сказала бы вам и больше, Шарль, но… — в ее глазах светилось лукавство, — но я всерьез опасаюсь, что вы, узнав, что небезразличны мне, чего доброго, прыгнете сгоряча в реку или устроите еще какую-нибудь глупость…

— Я вам небезразличен? — задыхаясь от волнения, переспросил д'Артаньян. — Повторите это еще раз!

— А вы не выкинете прямо на улице какой-нибудь глупости?

— Клянусь вам, нет!

— Клянетесь?

— Клянусь!

— Ну хорошо. Вы мне небезразличны… но если вы и дальше будете стоять посреди улицы со столь широкой и, простите, довольно глуповатой ухмылкой, англичане вновь станут на вас коситься… А привлекать к себе излишнее внимание мы с вами не должны.

«О господи, знала бы она о вечере в «Кабаньей голове»! — подумал д'Артаньян без особенного раскаяния. — если уж это не подходит под определение „привлекать к себе внимание“, значит, я не понял англичан…»

— Пойдемте, — сказала она. — Мне отчего-то стало казаться, что за нами следят… только не оборачивайтесь открыто!

— Вон тот человек, одетый как средней руки горожанин?

— Именно.

— Все возможно, — сказал д'Артаньян. — Быть может, лучше будет его на всякий случай прикончить?

— Шарль, вы не в Париже…

— Верно. А жаль…

— Ну, может быть, я зря тревожусь, — сказала она задумчиво. — Но он определенно шел следом за нами какое-то время…

— Винтер… — серьезно сказал д'Артаньян. — Он не давал о себе знать?

— Пока нет. Не беспокойтесь, Шарль, я принимаю некоторые меры предосторожности. Вряд ли он решится на что-то в центре Лондона…

— Только подумать! — в сердцах сказал д'Артаньян. — я ведь стоял в двух шагах от него, мог три раза проткнуть шпагой! Если бы не этот негодяй, герцог Орлеанский…

— Не думайте об этом, Шарль. Все обойдется… Как там наш горожанин?