Александр Бушков - Тень над короной Франции

Молодой лейтенант ответил сухо и бесстрастно:

— Разве обязательно быть дворянином, чтобы считаться порядочным человеком?

«Итак, ему не запретили беседовать с арестованным, — определил д'Артаньян. — Кое-что проясняется — эта строгая прическа, преувеличенная простота костюма, суровость на лице, его ответ и интонация, с которой произнесены слова… Пуританин [22] Пуритане — представители одного из направлений в протестантизме, выступали против королевского абсолютизма и официальной англиканской церкви, проповедовали строгость нравов. Именно они впоследствии были главной движущей силой в свержении и казни Карла Первого. , прах меня побери! Из заядлых!»

Чтобы убедиться окончательно, он спросил:

— Вы пуританин, сударь?

— Имею честь им быть, — ответил лейтенант. — Вам это не по душе?

— Ну что вы, — сказал д'Артаньян самым простецким и задушевным тоном, на какой оказался способен. — Кто я такой, чтобы посягать на свободу совести другого человека?

Он видел, что его слова произвели впечатление: во взгляде лейтенанта было явное одобрение.

— Значит, сударь, вы полагаете себя порядочным человеком… — как бы в раздумье произнес д'Артаньян. — И тем не менее вы с готовностью выполняете подобные приказы — я о моем аресте… Вы честный офицер и порядочный человек, это сразу видно… но разве вам не претит подобная ложь?

— Что вы имеете в виду? — в некотором смятении спросил лейтенант. Д'Артаньян спросил мягко, задушевно:

— Вы можете дать мне слово чести, что я и в самом деле арестован именем короля?

Он зорко наблюдал за сидящим напротив человеком и с радостью отметил, что оказался прав в своих первых впечатлениях: молодой офицер замялся, смущенно опустил глаза, поерзал на сиденье. Этот Фельтон был слишком совестлив, чтобы врать…

— Так как же, сударь? — продолжал д'Артаньян наступательно. — Ваш вид, уж простите, сразу выдает в вас терзания честного человека, вынужденного исполнять бесчестный приказ… Я понимаю ваше положение, я сам военный… Вы вынуждены так поступать… но это же низко, сударь! Прикрываться именем короля…

Моряк вскинул на него глаза и воскликнул с нешуточной болью в голосе:

— Сударь, вы правы, я вынужден! У меня нет выбора, поймите же! Когда приказывает твой командир, следует повиноваться…

— Даже когда речь идет о чем-то бесчестном? — горестно вздохнул д'Артаньян.

«Ах, как мне жаль, что плохо знаю Библию! — подумал он. — Уж я бы тебя тогда запутал не на шутку, пуританский ты чурбан!»

— Сударь, — сказал офицер примирительно. — Быть может, это и не повлечет для вас никаких тяжких последствий… если вы честный человек и ни в чем не виноваты, речь, быть может, идет о простом недоразумении… Мало ли зачем вас велено доставить к судье — вдруг он попросту хочет расспросить вас о чем-то?

«Он не знает решительно никаких подробностей, — отметил д'Артаньян. — Простой исполнитель приказов…»

— Быть может, вы были свидетелем какого-то преступления? — с надеждой спросил лейтенант. — Вы производите впечатление порядочного человека…

— Более того — я им и являюсь, — сказал д'Артаньян с видом оскорбленной гордости. — Или вы полагаете иначе?

— О, я не знаю вас, сударь…

— А того, кто отдает вам подобные приказы? Молодой человек опустил голову:

— Это другое дело… Лорд Винтер — мой командир, я подчиняюсь ему по службе как коменданту Дувра…

«Дувр, — с нарастающей тревогой подумал д'Артаньян. — Их самая могучая крепость на побережье… и военный порт. Итак, он из Дувра, приказ ему отдал не кто иной, как лорд Винтер, и он везет меня прямиком к судье… Черт, но ведь дело еще более запутывается! Судья-то тут при чем? Ясно, что Бекингэм на меня чертовски зол и мечтает вернуть эти два подвеска, но к чему впутывать в это деликатное дело судью? Что-то тут не сходится, волк меня заешь, решительно не сходится! Полное впечатление, что я имею дело с двумя разными интригами!»

— Вы уверены, что вам приказали доставить меня к судье? — спросил он осторожно.

— Я, сударь, трезв сегодня, — сухо ответил уязвленный офицер. — И всегда исполняю данные мне приказы в точности. Лорд Винтер велел доставить вас к судье, а больше мне ничего не известно…

— Я понимаю…

— Вы не держите на меня зла? — спросил молодой пуританин.

«Ну где там, — подумал д'Артаньян. — сейчас я брошусь тебе на шею и осыплю заверениями в братской к тебе любви, олух царя небесного! Я же образец христианской кротости, когда меня арестовывают, меня это только умиляет… Древком пики бы еще перетянули по хребту, и тогда я вообще почувствовал бы себя, как в раю… Ну и болван! Интересно, кто в моем положении не затаит на тебя зла?!»

— Давайте обдумаем все спокойно, — сказал д'Артаньян самым миролюбивым тоном. — Итак, лорд Винтер дал вам сегодня утром приказ доставить меня к судье…

— Вчера вечером, простите. Приказ был отдан мне вчера вечером, с тем, чтобы я привел его в исполнение нынче поутру, — пояснил лейтенант не то чтобы особенно дружелюбно, но, по крайней мере, с откровенностью прямодушного человека, проявлявшего ровно столько непреклонности, сколько требует приказ.

«Ничего не понимаю, — подумал д'Артаньян. — Вчера… Все было задумано и стало претворяться в жизнь вчера. Когда еще ни одна живая душа не знала, что я поплыву в Хэмптон-Корт… Или все же где-то во Франции свила гнездо измена и кто-то из особо доверенных лиц кардинала оказался двурушником? Но почему в таком случае меня не схватили сразу по прибытии в Лондон? Почему не схватили во дворце с самыми недвусмысленными уликами в кармане? Винтер, Винтер! Он один опаснее сотни Бекингэмов…»

Он попытался рассмотреть хоть что-нибудь за пределами медленно тащившейся кареты, за которой, судя по долетавшему топоту и постукиванию о мостовую древков протазанов, старательно шагали моряки, но занавески были задернуты плотно. Приходилось составлять себе мнение о происходившем вокруг исключительно по уличному шуму — д'Артаньян уже имел некоторое представление о Лондоне. Похоже, карета все еще двигалась по оживленным улицам в самом центре города — д'Артаньян не понимал ни слова из доносившегося гомона, но этот шум в точности напоминал парижскую суету…

Стук колес отозвался гулким и кратким эхом — кажется, карета проехала под низкой и широкой аркой. И остановилась. «Это не их знаменитый Тауэр, — подумал д'Артаньян. — Тауэр на другом берегу, а мы, ручаться можно, не проехали за это время ни по одному мосту…»

— Прошу вас, — сказал лейтенант Фельтон, распахивая дверцу.

Д'Артаньян, не заставив себя просить дважды, проворно выскочил. Карета стояла во внутреннем дворе какого-то высокого здания самого старинного облика, и, судя по убогому виду стен, окон и дверей, гасконцу вновь предстояло иметь дело с той разновидностью рода человеческого, что именуется судейскими. Даже если бы Фельтон не проговорился, что они едут к судье, д'Артаньян безошибочно бы опознал здание: отчего-то полицейские и судьи обитают в домах, пришедших в совершеннейшее запустение как снаружи, так и внутри. То ли господа судейские, мастера вольного обращения с казенными суммами, кладут в карман и деньги, отведенные на починку, то ли в столь неприглядном виде скрыт злой умысел — приведенный пред грозные очи представителей закона субъект должен заранее осознать, что отныне его будет окружать самая унылая обстановка…