Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас

— Шевалье! Мой шевалье! Мой малыш! — в его голосе звучала неподдельная боль. — Ваша рана не опасна. Господь не допустит этого.

— Это ты, Жорж! — ласково пробормотал шевалье. Слабая, дрожащая рука искала руку шуана. — Мой храбрый великодушный Жорж. Вместе нам больше не воевать с «синими». Но ты…

Он попробовал приподняться. Кровь душила его. Он закашлялся и какое-то мгновение еще боролся со смертью, затем его голова упала на плечо Кантэна и замерла.

Не поднимаясь с колен, Кадудаль громко, словно ребенок, разрыдался.

Поздно вечером пятеро мужчин держали совет в библиотеке Кэтлегона. Председательствовал виконт де Белланже, сменивший Тэнтеньяка на посту командующего армией. Кроме виконта в совещании принимали участие Ла Уссэ, Ла Марш, Кантэн и Жорж Кадудаль.

Похоронив Тэнтеньяка в могиле на краю аллеи, они вернулись в замок усталые и печальные. Их радостно приветствовали дамы, едва оправившиеся от ужаса, в который из повергла опасность стать добычей победоносных санкюлотов. Каким контрастом в сравнении с веселым оживлением минувшего вечера представлялась скорбная работа, ожидавшая женщин, которых госпожа де Белланже пригласила в Кэтлегон, чтобы придать своему приему блеск и очарование. Шуаны нескончаемым потоком несли в замок раненых товарищей. Он быстро превратился в лазарет, и женщинам предстояло ухаживать за несчастными, промывать и перевязывать им раны, кормить их, утолять их жажду, ободрять их, смягчать их муки. Они оказались на высоте положения. Хоть они и были воспитаны в распущенной атмосфере старого режима, страдания, в последние несколько лет выпавшие на долю их класса, изменили их до неузнаваемости.

Прелестная виконтесса встретила офицеров на террасе, и в ее поведении экзальтированная радость по случаю их победы смешивалась с печалью, вызванной ценой, которую за эту победу пришлось заплатить.

Кантэн, обессилевший, с растрепанными волосами, покрытый пылью и сажей, ответил на ее улыбку жестким, пронзительным взглядом.

— Как лживы были донесения, пришедшие в Кэтлегон. В какую ловушку они заманили нас! — сказал он.

— Как жестоко напоминать мне об этом, — посетовала виконтесса голосом, в котором дрожали слезы. — Вы говорите так, будто обвиняете меня. Я же хотела только добра.

— Я в этом уверен. Но кому?

Не дожидаясь ответа, Кантэн повернулся и зашагал через вестибюль, в который продолжали вносить раненых. Неожиданно от столкнулся с Жерменой и мадемуазель де Керкадью: она была обручена с Буарди и еще носила по нему траур. Эта хрупкая, маленькая девушка, которая с саблей в руке скакала рядом со своим возлюбленным на поле боя, теперь была в слезах.

— Когда я думаю о Тэнтеньяке, таком смелом, веселом, у меня сердце разрывается. Буарди любил его как брата. Как бы он был огорчен, особенно предательством, которое обрекло шевалье на гибель. Его смерть взывает к отмщению.

— Предательство! — Кантэн безжалостно рассмеялся. — Пока треть нашей армии идет спасать от Груши воображаемых вандейцев, сам Груши неожиданно нападает на оставшиеся две трети. Кто принес известие о вандейцах? Кто сообщил о нас Груши и вызвал его сюда?

Обе девушки с ужасом посмотрели на молодого человека.

— Кантэн! — воскликнула Жермена. — Что за мысли у вас на уме!

— Лишь те, что я высказываю. Лишь вопросы. Моя природная подозрительность требует ответа на них.

Кантэн пришел на совет раздраженным. Ни малейших признаков ликования по поводу победы там не было. Уныние, вызванное утратой доблестного и всеми любимого командира, усугублялось общей ценой победы, что также было необходимо принимать в расчет. Они потеряли две тысячи человек, треть из них — убитыми.

За стенами замка, в парке, словно блуждающие огоньки, двигались световые точки — это шуаны разыскивали раненых и предавали земле погибших.

Заботами виконтессы письменный стол был превращен в буфет и уставлен вином и закусками для утоления голода тех офицеров, кто из-за срочного совещания не успел подкрепиться в столовой. На стуле с высокой спинкой, который еще несколько часов назад занимал Тэнтеньяк, мрачно сидел Белланже.

Кантэн пришел последним и был удостоен сердитым взглядом. Зная безоговорочную враждебность молодого человека, повергаясь постоянным нападкам с его стороны, Белланже с радостью исключил бы представителя Пюизе из числа приглашенных на совет. Но не осмелился. Личные обиды могли подождать. Возложенное на виконта звание командующего налагало на него и определенные обязательства.

Сознание собственной значительности сделало его излишне словоохотливым. Он извергал потоки красноречия. Даже в этот скорбный час, он находил высокопарные слова для разглагольствований о свершениях минувшего дня. Он назвал этот день славным, примером несравненной доблести роялистов; произнес прочувствованную надгробную речь в честь великого предводителя, чьим недостойным преемником он себя почитает, — признание, в котором ни один из присутствующих не ощутил внутренней убежденности, и пригласил господ членов штаба высказать свое мнение о том, какие первоочередные действия следует предпринять.

Кантэн со все нарастающим нетерпением внимал безудержному потоку слов, который оскорблял его нравственное чувство и заставлял еще больше страдать. Он ответил первым.

— Что здесь решать? Наши действия предопределены последними словами Тэнтеньяка. Он приказал нам вовремя прибыть в Плоэрмель. Остается лишь подчиниться его распоряжению.

Белланже выслушал его с мрачной гримасой на лице. Затем он взглянул на Кадудаля, словно и ему предлагая высказаться.

Шуан в той же разодранной рубашке и штанах, которые были на нем во время сражения, сидел в стороне от остальных, опершись локтями о колени и сжав голову руками. Погрузив пальцы в спутанные белокурые волосы, душой он оплакивал блистательного предводителя, за которым всюду следовал с беззаветной собачьей верностью.

Через несколько мгновений Белланже отвел взгляд.

— Господин де Ла Марш?

Ла Марш все это время сидел, уставясь в бокал вина, который держал в руках. От вопроса виконта он почувствовал неловкость и поднял глаза.

— Вы же слышали — у нас есть приказ, — он произнес эти слова без особой уверенности и залпом осушил бокал.

— А что скажете вы, Ла Уссэ?

— Я согласен, что поскольку нам известны намерения Тэнтеньяка, то нам надлежит осуществить их насколько возможно.

— Насколько возможно. Именно так. Но насколько это сейчас возможно?

Виконт откашлялся, собираясь развить свое вступление. Но Кантэн не дал ему продолжить.

— Помимо приказов Тэнтеньяка существует цель, ради которой мы покинули Киброн. Несмотря на все случившееся, несмотря на то, что наши ряды поредели, цель эта остается неизменной. Ваш прямой долг, сударь, отдать приказ, что на рассвете мы выступаем.