Рафаэль Сабатини - Одураченный Фортуной

Голос герцога, резкий и нетерпеливый, оторвал его от размышлений.

— В чем дело, болван? Вы так и будете торчать здесь всю ночь?

Холлс обернулся.

— Думаю, что все приготовлено, согласно распоряжениям вашей светлости, — спокойно ответил он.

— Тогда можете убираться.

Холлс послушно поклонился. Он не осмеливался смотреть на Нэн, но слышал ее испуганный вздох и представлял себе вновь появившиеся на ее лице ужас и презрение к его очередному проявлению трусости и подлости.

Полковник направился к двери, взгляд герцога следовал за ним с подозрением. Бэкингем ощущал, что в комнате происходит нечто значительное, чего он не мог понять. Держась за дверную створку, Холлс вновь полуобернулся. Он все еще пытался выиграть время для определенного образа действий.

— Насколько я понял, ваша светлость, этим вечером я вам больше не понадоблюсь?

Его светлость задумался. За ним Холлс видел Нэн, стоявшую, опершись на стол, бледную, как смерть, с широко открытыми глазами и правой рукой, прижатой к вздымающейся груди.

— Нет, — ответил наконец герцог. — Но вы лучше оставайтесь поблизости, с Франсуа и остальными.

— Хорошо, — промолвил Холлс и повернулся, чтобы уходить. Он заметил, что ключ торчит снаружи двери, и, наклонившись, вытащил его из скважины.

— Ваша светлость позволит мне оставить ключ с внутренней стороны, — продолжал полковник с гнусной ухмылкой, и, пока его светлость нетерпеливо пожимал плечами, переставил ключ.

Сделав это, он быстро закрыл дверь изнутри, повернув ключ в замке, вытащил его и сунул в карман, прежде чем герцог успел опомниться от удивления, вызванного его эксцентричным поведением.

— В чем дело? — резко осведомился Бэкингем, шагнув к полковнику. Нэн издала слабый крик, свидетельствующий о внезапном понимании происходящего и переходе от отчаяния к надежде.

Холлс, опершись плечами на дверь, отбросив шляпу и плащ.

— Дело в том, ваша светлость, что я хочу поговорить с вами наедине, не опасаясь несвоевременного вторжения ваших лакеев.

Герцог сурово выпрямился, немало заинтригованный, но полностью владеющий собой. Страх, как я уже, наверное, говорил, был чувством, абсолютно ему неведомым. Если бы он был способен к самообладанию и в других областях, то мог бы стать величайшим человеком Англии. Бэкингем не издал возмущенного возгласа и не стал задавать праздных вопросов, считая себя обязанным не ронять достоинство.

— Продолжайте, сэр, — холодно произнес он. — Давайте выслушаем объяснение этой дерзости, дабы мы могли положить ей конец.

— Сейчас вы услышите объяснение, — столь же спокойно отозвался Холлс. — Эта леди, ваша светлость, мой старый друг. Я не знал этого, пока… пока не доставил ее сюда. Как только все открылось, я намеревался проводить ее домой, когда прибыла ваша светлость. Теперь я прошу вас дать мне слово чести, что ни вы, ни ваши слуги не будете мешать нам мирно удалиться.

Несколько долгих секунд Бэкингем рассматривал Холлса, стоя между ним и девушкой. Исключая легкий румянец, его лицо не отразило никаких эмоций. Он даже улыбался, хотя не слишком приятно.

— Какая трогательная и романтическая ситуация! Значит, леди — ваш старый друг? И по этому случаю весь мир должен застыть на месте! — Его голос стал суровым. — А если я откажусь дать слово? Каковы тогда будут предложения полковника Холлса?

— Это было бы очень прискорбно для вашей светлости, — ответил полковник.

— По-моему, вы мне почти угрожаете! — с легким удивлением заметил Бэкингем.

— Можете называть это и так.

Поведение герцога изменилось. Он отбросил маску усталой надменности.

— Клянусь Богом! — воскликнул Бэкингем голосом, скрежещущим как напильник. — С меня достаточно вашей наглости! Вы немедленно отопрете дверь и уберетесь вон, или я прикажу своим людям превратить вас в порошок!

— Я предусмотрительно запер дверь именно для того, чтобы избавить вашу светлость от искушения прибегнуть к столь невежливым мерам. — Холлс сохранял полное спокойствие. — Умоляю вашу светлость обратить внимание на то, что дверь и замок весьма крепкие. Вы можете позвать ваших лакеев. Но прежде чем они сюда доберутся, ваша светлость, очень возможно, уже будет в аду.

Расхохотавшись, Бэкингем выхватил из ножен рапиру и сделал резкий выпад, отмерив расстояние опытным взглядом фехтовальщика.

Действие герцога, быстрое как молния, было рассчитано на неожиданность, в результате которой полковнику предстояло быть пронзенным шпагой, прежде чем он успеет себя защитить. Однако Бэкингему противостоял не менее опытный противник, слишком часто рисковавший жизнью, чтобы не владеть всеми трюками, необходимыми в подобных ситуациях. Заметив взгляд герцога, отмеривавший расстояние между ними, Холлс, много раз видевший такой взгляд в глазах других и знавший, что за ним следует, догадался о его смертоносном намерении. Почти одновременно с ним выхватив шпагу из ножен, он был готов отразить удар.

Испуганный вопль Нэн и лязг скрестившихся клинков прозвучали одновременно. Парировав удар, полковник в свою очередь нанес удар, целясь в лицо пригнувшегося герцога. Чтобы избежать его, Бэкингему пришлось быстро выпрямиться и отступить. Несколько секунд противники стояли молча, опустив шпаги и сверля друг друга глазами.

— В этой игре, ваша светлость, перевес не на вашей стороне, — заговорил Холлс. — Лучше согласитесь на мое предложение.

Бэкингем, недооценивающий полковника, презрительно усмехнулся.

— Вы думаете напугать меня вашим фиглярством, балаганный хвастун-капитан, жалкий Бобадил?! Вы отлично знаете, что перевес именно на моей стороне. Отоприте дверь и убирайтесь, не то я изрублю вас на куски!

— Ого! Так кто же из нас хвастун-капитан? Кто Бобадил? — вскричал Холлс, поддаваясь гневу. Он добавил бы еще кое-что, но герцог остановил его.

— Хватит болтовни! — фыркнул он. — Ключ, мошенник, или я проткну вас насквозь!

Холлс усмехнулся.

— Спасая вашу жизнь под Вустером, я не думал, что мне придется лишать вас ее подобным образом.

— Надеетесь тронуть меня этим напоминанием? — осведомился герцог, наступая на него.

— Едва ли. Я трону вас по-иному, вы, томящийся от страсти простофиля!

Клинки вновь со звоном скрестились, когда противники сошлись в смертельной схватке.

Не думаю, чтобы кто-нибудь вступал в поединок с большей уверенностью в его исходе, чем эти двое. Каждый рассматривал другого полупрезрительно, как глупца, бросившегося навстречу своей гибели.

Холлс был человеком, прошедшим суровую школу жизни и обладавшим большим воинским опытом. Хотя уже несколько месяцев он не занимался фехтованием, ему и в голову не приходило, что он найдет серьезного противника в человеке, проводившем почти все время при дворе, а не в лагере. Однако герцог Бэкингем был, возможно, лучшим фехтовальщиком в тогдашней Англии, хотя и не демонстрировал этого. Он также провел много лет в невзгодах и полных приключений скитаниях, в течение которых посвятил немало времени изучению фехтовального искусства, обладая в этой области врожденным талантом. Энергичный, проворный и хладнокровный, Бэкингем умея делать выпады на необычайно большую длину, что давало ему преимущество в поединках с противниками, не уступавшими ему в других отношениях. Теперешнюю стычку он рассматривал всего лишь как досадную помеху, с которой необходимо справиться как можно скорее.