Алексей Войтешик - Свод (СИ)

Якуб, до этого времени всматривающийся в фигуры собравшихся невдалеке людей, опустил взгляд. Гражданин в студенческой шляпе хитро прищурился. Густая сетка морщин тут же заставила Якуба пересмотреть своё первое впечатление о нём. Его собеседнику было далеко за сорок. Война невольно улыбнулся, повторно разглядывая этого словоохотливого «студента-переростка». Да, что ни говори, а студенческая шляпа на его убелённой сединами голове выглядела, по меньшей мере, нелепо.

Как раз в это время очередной порыв ветра сильно ударил ему в спину:

— Вот же собака, — выругался он, но, заметив недоумённый взгляд собеседника, поправился, — это я про ветер. …Будто слышит, что разговор идёт о нём. Прошу меня простить, вельможный пан, просто я уже достаточно долго ожидаю, а потому окончательно промёрз и несу всякую околесицу.

Якуб улыбнулся:

— Что ж, — непринуждённо сказал он, — коль вы так охочи к разговорам, скажите тогда, кто вы и чего ради выносите эти адские муки?

— Извольте, пан, — гражданин почтительно приподнял шляпу и достаточно широко представился, — я родом из Любека, местный учитель Никаляус Эшенбурк.

Кланяясь, господин учитель невольно упёрся взглядом во вдетые в стремена сапоги Войны. Они были из хорошей юфти и пан учитель даже, несмотря на пронимающий его холод, быстро сообразил, что говорить с панами следует куда как уважительнее.

— Что ж, — деловито откашлялся он, — вот вы и знаете, кто я такой. Теперь было бы совсем неплохо дознаться и мне, с кем и я маю гонор говорить?

Война снова улыбнулся доброй непосредственности учителя и посмотрел на Свода. Тот молчал, внимательно изучая говорившего и, как показалось Якубу, даже вслушивался в его слова.

— Будем соблюдать церемониал, — несколько небрежно и с плохо скрываемым весельем, произнёс Война, — я хозяин Мельницкого замка, сын пана Криштофа Войны — Якуб Война, а это мой английский друг, пан Свод.

— О! — радостно воскликнул Эшенбурк, который, глядя на природную степенность собеседника и его дорогую обувь, как видно уже давно догадывался, с кем имеет дело. — Для-а-а меня большая честь, пан Война…, — Никаляус вдруг стал растягивать слова, следя за тем, как иностранный спутник пана, (с чего это вдруг?) ничего не говоря, объехал его стороной и направил свою лошадь в сторону дома Варвары.

— И для меня, — ответил Война, — так же краем глаза сопровождая странное передвижение Ричмонда, — вы мне не договорили, пан…? — Якуб сделал паузу. Он, на короткое время, отвлёкшись на свои мысли о Своде, напрочь позабыл, как же это звать-величать этого потешного учителя?

— Эшенбурк..., — напомнил тот.

— Да, конечно, пан Эшенбурк. Так вот, вы забыли рассказать о том, что или кто заставляет вас страдать здесь в ожидании. Думается мне, это какая-нибудь местная панна полонила сердце пана учителя, и теперь вы думаете, кого бы это снарядить к ней сватов?

— Не-е-ет, пан Война, — снисходительно улыбнулся Никаляус, которому не понравился панский тон, — дело в другом. …Я понимаю, вы, верно, думаете: «Ох уж эти провинциальные людишки. Только им и забот, что поесть, да к доброй вдовеющей панне в постель завалиться».

— Нет, — вяло возмутился Якуб, который как раз в это время и думал о чём-то таком, — что вы…

— Тут нечему удивляться, — не стал противоречить этому суждению Эшенбурк, — мы сами в том виноваты. — На лице учителя мелькнула едва заметная тень. — Я жду Василя, Варвариного сына. Если пан пожелает, — Никаляус кивнул в сторону собравшихся людей, — я расскажу, в чём тут дело?

Война, испытующим взглядом сопровождающий непонятные передвижения Свода, кивнул.

— Вся загвоздка в том, — начал издалека учитель, — что я, приехав некогда в эти места, услышал о Варваре. Поскольку я очень интересуюсь природой подобных явлений и способностей человека, я был просто счастлив, что судьба послала мне ещё одну возможность довести начатое некогда мной дело до конца. Должен вам признаться, что я, как раз через эту мою тягу к неизведанному, в своё время и был выслан из Вильно…, ну, не о том сейчас речь.

Так вот Василь, познакомившись со мной, сказал, что и близко не подпустит меня к матери. Впрочем, за это я его строго не сужу, ведь я ему, как видно, пан, так же как и вам, показался весьма странным. Я, — не давая вяло возмутившемуся было Войне вставить даже слово, с горечью в голосе, продолжил Никаляус, — и не отрицаю, наверное, и на самом деле я немного не в себе, вот Василь тогда и заупрямился.

Денег у меня никогда особенно не водилось, поэтому я и осмелился предложить ему, вместо платы за возможность общаться и записывать всё за Варварой, обучить его детей грамоте. Василь долго думал, но после всё же согласился.

Я живу в сельце Паленец, что двух милях ближе к Ляховцам. И вот, уже год, как Василь дважды в неделю привозит меня сюда к детям. Полдня я занимаюсь с ними, а после того до самого вечера сижу и записываю за Варварой, — Эшенбурк довольно похлопал у себя в подмышке, где у него, как видно помещались записи.

— Но вот сегодня. …Только приехали утром, старуха сама пришла к Василю и говорит, что будет помирать. Такое с ней и раньше случалось. Придёт, скажет, мы отведём её домой, она полежит немного, да и передумает. Шутит, говорит, что пока нет достойного человека того, кому она свою силу могла бы передать.

Мы и сегодня, по обыкновению, отвели её, а она легла на лавку в углу и стала так стонать да кричать, что не будь ветра, вам и тут было бы её слышно. Видно и правда в скорости помрёт…

…Теперь вот жду. Так или иначе, а Василю всё одно в Паленец сегодня придётся за попом ехать, а как соберётся, так и я с ним. Детям-то всё одно уже сегодня не до занятий. Он хочет, чтобы мать по-христиански и исповедовали, и отпели. Только всё это напрасно…

— Отчего же, — вяло спросил раздосадованный услышанным Война.

— Я же вам, пан Война, говорил, что кое-что знаю о таких людях. К Варваре хоть трёх попов приведи — не поможет. Будет страдать, кричать, проклянёт весь белый свет, а не умрёт. Я и Василю говорил про это, но! Он же ей сын, …и слушать меня не желает.

— Правильно и делает, — вступился за неизвестного ему Василя Якуб, — она же ему мать. Кто это в здравом уме захочет, чтобы мать умерла?

Эшенбурк замотал головой:

— Пан может поверить мне на слово, к вечеру, с попом или без, а глядя на её муки, он сам будет бога просить поскорее послать ей смерть. Где ему знать, что ведьмам бог завёл другой путь исхода…

— Это какой же? — отстранённо поинтересовался Война, отыскивая взглядом Свода.

Лошадь англичанина стояла возле дома Варвары, привязанной к липе и уже без седока. «Разговоры разговорами, — тихо злился про себя Якуб, — а тут не до шуток, поездка пустая, нужно возвращаться…».