Алексей Войтешик - Свод (СИ)

Эшенбурк, глядя на всё это, едва не задохнулся от нахлынувшего на него возмущения:

— Я, — шумно засопев носом, яростно выдохнул учитель, — я не хочу участвовать…, знать, а уж тем более, обсуждать ваши похождения за кружкой вина! Эти выходки, они не достойны уважающего себя человека, …они не достойны человека вообще …!

— Вот как? — блеснув недобрым взглядом, ответил на этот выпад негодования Свод. — Что ж, — сдержанно произнёс он, — в дальнейшем, придётся обходиться с Ядвигой без переводчика. Ну и ладно, в делах любви он не очень-то и нужен. — О! — Внезапно сменил он тон и голосом, полным ледяного холода произнёс. — Слушайте, Эшенбурк! Уж не собираетесь ли вы учить меня манерам? Раз так, мне кажется, у нас вами идёт достаточно жёсткое выяснение отношений, а оно, в свою очередь, непременно предполагает призвать ответчиков к оружию? Нет, правда? Как говорится, есть повод, а оружие, уверяю вас, это прекрасный способ выяснить, кто прав, а кто виноват.

Что ж вы молчите, скажете хоть что-нибудь, мистер?

У Эшенбурка затрясся подбородок:

— Оружие, — горько сказал он, — очень весомый аргумент, ваш основной аргумент, Свод. Не знаю почему, но мне кажется, что вы намеренно со дня нашего знакомства провоцируете меня на схватку, хотя, видит бог, я, ни разу не выказал к вам какого-либо неуважения или презрения. Просто не могу понять, откуда это в вас? Но, раз вы хотите что-либо услышать, извольте. С моей стороны, глупо было бы прибегать к оружию в способе выяснения отношения с вами. Я более чем уверен в том, что более искусного умельца в деле владения саблей или мечом нет во всей Литве, и потому мой вызов был бы равен самоубийству…

Учитель опустил погасший взгляд:

— Ничего не поделаешь, — горько произнёс он, намереваясь уйти, — такова уж судьба бедного человека, утираться от плевков богачей и хозяев и жить, словно подстилка для их скота. Мы, как одуванчики, что поднимаются, цветут и вянут от весны до зимы. В муках, страхе и голоде пережидаем холода, чтобы весной снова подняться и стать кормом на потребу скота хозяев жизни. Но! Знайте же, господа ржаного поля, что никто и никогда ещё не видел поля одуванчиков, погибшие от непогоды. С вашими же, ржаными и овсяными полями это случалось…

С этими словами ссутулившийся учитель зашагал к воротам.

— Стойте, мыслитель! — язвительно крикнул ему вслед Свод. — Давайте это обсудим… Эй! Мистер садовод? Что ни говори, а богу всё же больше по душе ржаные поля, ведь рожь годится для хлеба. Одуванчики же, пища для скота, это вы верно заметили. Что молчите, умник?! Посмотрите вокруг! Идёт зима, а ведь это божья кара для вас, одуванчиков. Это очередной указ свыше, подыхать от голода и холода. Эй! Слышите? Я проклинаю вас и вашу правильную жизнь!

Эшенбурк в это время уже входил в арку:

— Божья кара, — зло прошипел он, — что ты вообще знаешь о боге, заморская свинья…?

Война появился только к вечеру. Глядя на него, с полной уверенностью можно было бы сказать, что ему удался этот короткий, хмурый день. Во дворе замка, сияющего какой-то невиданной ранее загадочностью Якуба, встретил Казик. Заспанный слуга, который, судя по всему, долгое время отлёживался на сеновале, забрал панского скакуна и на вопрос хозяина: «где пан Свод?», лениво указал в сторону слабо мерцающего окна комнаты англичанина.

Ричи снова был пьян и, к тому же находился в крайне дурном расположении духа. Лёжа на кровати и широко раскинувшись поверх скомканных домотканых покрывал, он тупо и зло смотрел в погружающийся во мрак высокий потолок. Появление Якуба отнюдь не придало тепла его колючему взгляду.

— Вы просто светитесь, Якуб, — тяжело и недовольно пробасил пират, бросая косой взгляд в сторону своего молодого товарища. — Похоже, эта девушка вдохнула жизнь в ваше молодое и беззащитное сердце?

Война заметил пустой винный кувшин, валявшийся у стены, и с грустью ответил:

— А вот по вам, Свод, этого никак не скажешь.

— Что поделаешь, — холодно ответил тот, — день не может удаться сразу для всех.

— Наверняка это так, — охотно согласился Война. — Скажите, …в моё отсутствие что-то случилось?

Англичанин снова тяжело вздохнул:

— Мы немного повздорили с Эшенбурком.

— Хм, — устало улыбнулся Война, — интересно, что вы с ним могли не поделить?

— Ничего мы не делили, — поднимаясь и протягивая руку к кувшину, недовольно прокряхтел Ричмонд. — Что можно делить с этим шпионом…? — пират с трудом поднял пустую посуду и, попытался извлечь из тонкостенной глиняной бутыли хоть что-то, задрав голову вверх и, поболтав ею над широко разинутым ртом. В момент, когда он совсем разуверился в том, что из этой посуды можно получить ожидаемое, казавшаяся пустой ёмкость неожиданно и подло плеснула липкими остатками вина прямо ему на грудь. Взбешённый этим Ричмонд тихо зарычал, и медленно отведя бутыль в сторону, прошипел:

— Чш-ш-шёрт. Что за невезение…?

Якуб забрал у пирата злополучную посуду и поставил её от греха подальше у двери. На англичанина было жалко смотреть. Вялыми и неуверенными жестами он тщетно пытался отряхнуть с одежды бурые винные капли. Всё напрасно. Дорогое терпкое вино, едва попав на светлую ткань, совершенно испортило сорочку.

— Так это по этому поводу вы напились? — снисходительно улыбаясь, попытался отвлечь англичанина от бесполезного занятия Война.

В ответ на это Свод только скорчил недовольную гримасу:

— Напился, …потому, что напился. И этот учитель тут совсем не причём. Кстати, представляете, он так и не сознался в том, что наушничает…

Наступила немая сцена. Какое-то время Якубу даже казалось, что сказанное Сводом ничто иное, как просто пьяный бред, однако, взглянув в лицо пирата, молодой хозяин мельницкого замка понял, что всё гораздо серьёзнее. Поднимающийся ветер тревоги моментально развеял лёгкую дымку расслабленности и неги, окружавшую молодого человека. Якуб, всё ещё не до конца веря услышанному, стал напротив Свода:

— Что вы такое говорите? — неуверенно, спросил он. — То есть вы сказали Эшенбурку о том, что …подозреваете его?

Ричи скорчил кривую рожу и шумно засопел носом:

— Ху. …Такой я дурак, — прогнусавил он. — Как же. Я дал ему понять…, в общем, этот мистер-хлыст не игрок. Так, мелочь. Хотя и старательно вытягивал из меня откровения. — Свод внезапно сбросил с себя пьяную томность, — Якуб, а не причаститься ли нам?

Взгляд в ответ молодого пана говорил сам за себя.

— Понятно, — недовольно принял отказ Ричмонд, — обойдёмся без причастия, как говорится, сначала дело. Так вот, на все его хитрые намёки и доводы я отвечал только то, и вы, Якуб и ваш отец просто души не чаете в прозорливой и мудрой политике Жигимонта второго, так что, думаю, всё в порядке…