Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

Путь этот был долог и труден. На нем пришлось хлебнуть немало горя и прозаику Борису Ямпольскому. Повесть Бориса Ямпольского «Дорога испытаний» знают многие, а мне врезался в память его большой очерк «Зеленая шинель», опубликованный в «Красной звезде». Это был, если не ошибаюсь, первый очерк о немцах. Какие они, если смотреть на них невооруженным глазом?

Жаль, что об этом не успел рассказать Аркадий Гайдар, который остался партизанить на Украине и похоронен в Каневе, там, где «Тараса Шевченко папаха лежит» ( Светлов ).

Не знаю, есть ли другой поэт, которого весь народ — от мала до велика — чтил бы так свято, как Украина чтит своего Кобзаря. Он в каждой хате, в каждом курене — фотографией под рушниками, зачитанным томиком стихов, тягучей песней — завещанием «Як умру, то поховайте…», которую называют «Заповiтом».

В этом я убедился во время долгих странствий по Буковине, Закарпатью и степной Полтавщине.

Здесь, на каневских кручах, уже чувствуешь дыхание Кременчугского моря — самого крупного водохранилища в бассейне Днепра. Его объем равен тридцати миллиардам кубических метров, а ширина в иных местах достигает сорока километров — с капитанского мостика не видно берегов. А когда поднимается ветер, то не приведи вам господь очутиться на пассажирском пароходике. Здесь на просторе гуляют такие валы, что проваливается в бездну не только нос парохода — падает, обрываясь, сердце.

Но то ли еще будет, когда возникнет Каневское водохранилище! Торжественная закладка первого кубометра бетона на строительстве шестой по счету Днепровской ГЭС была произведена в ознаменование стопятидесятилетия со дня рождения Т. Г. Шевченко.

Когда состоялась закладка Днепрогэса, в злопыхателях и скептиках недостатка не было. Но уже 1 мая 1932 года он дал промышленный ток. И тогда же прозвучали слова, которые теперь знает каждый: «Днепр работает на социализм».

О подвиге строителей Днепрогэса, о том, как «ухали краны у котлована» (Безыменский), написано столько романов, повестей и поэм, что их перечень составил бы не одну страницу. Это были книги о том, как человек с лопатой и грабаркой вышел на борьбу с днепровскими порогами и в неравной борьбе победил.

Я помню пороги. Их было девять. Самым грозным был Ненасытец со скалою Гроза, на которой, как гласило предание, пал в бою с печенегами славный витязь Святослав Игоревич. Не думал я, что увижу их снова. Но привелось. Отступая, фашистские захватчики разрушили плотину, и черные, зловещие глыбы порогов вылезли из воды.

На восстановление Днепрогэса ушло еще четыре года.

И опять, как пятнадцать лет тому назад, первым через его трехкамерный шлюз провел свой пароход капитан Тихон Тихонович Леонов.

Пассажирский пароход, на котором он плавал, был не чета современным двухпалубным красавцам. Но над его гребным колесом горели золотые буквы: «Ильич».

У капитана Леонова было тонкое, аристократическое лицо. Он даже в те годы носил обручальное кольцо. На реке случается всякое, но капитан никогда не повышал голоса. В последние годы, когда Тихон Тихонович вышел на пенсию, мы с ним часто встречались у Спасского причала, на котором имеют обыкновение собираться «отставные» капитаны и шкипера.

Капитан Леонов гордился тем, что с его именем связано возникновение сквозного судоходства по Днепру. Я искренне жалею, что на Днепре нет теплохода «Капитан Леонов».

В мире найдется мало электростанций, которые были бы так дерзко красивы, как наш Днепрогэс.

Красота — это прежде всего совершенство, целесообразность деталей и целого. Дерзким был уже самый замысел соединить бетонным поясом каменные берега Днепра и сделать его судоходным от верховьев до устья. Дерзким же было и его воплощение.

Формы плотины Днепрогэса совершенны. Она подняла уровень Днепра на 37 метров, и в плотных, каменистых берегах разлилось озеро имени Ленина. Так пришел конец печально знаменитому «Волчьему горлу», в которое, истово крестясь, решались войти на плотах лишь самые отчаянные лоцманы.

В годы войны весь Днепровский флот за исключением нескольких баржонок и дубков был либо взорван, либо потоплен. Киевский затон и Осокоровая балка под Запорожьем стали кладбищами кораблей.

Первому пароходику, который удалось поднять возле Чернигова, дали громкое имя «Победа».

Суда приходилось тогда поднимать «катеринками».

Ни в одном словаре нет этого слова. Оно родилось на Днепре. «Катеринка» — это ручной деревянный ворот, на который наматывались стропы.

Но раньше, разумеется, надо было как-то подвести эти стропы под днище судна. Сделать это могли только водолазы.

Осенью и гнилой зимой сорок третьего года водолазы лейтенанта Сухарева работали по шестнадцать часов в сутки. Вода была ледяная, мутная (в полуметре ничего не видать), и водолазы надевали меховые шубники, шерстяные свитеры и фески. Отогревались они спиртом.

Расчистка авгиевых конюшен (а ее считают одним из великих подвигов Геракла) была, как говорится, «детским лепетом» по сравнению с той поистине титанической работой, которую проделали эпроновцы. В короткий срок со дна реки было поднято около тысячи судов.

В те дни инженер-капитан 3-го ранга Александр Болгов, прошедший раньше вдоль и поперек чуть ли не все дно Черного моря, изобрел «гидравлическую метлу». Нескольких минут было достаточно, чтобы она «обмела» корпус затонувшего теплохода, который засосал песок.

Тот же Александр Болгов изобрел и «гидросверло». Это был поплавок обтекаемой формы, изготовленный из листового железа. В головку сверла вставлялась водяная турбинка. Два трубопровода, воздушный и водяной, тянулись к поплавку. К нему же крепился и подкильный «конец» со стальным тросом.

Помню, как поднимали затонувшую баржу «Днепропетровск». Поплавок прижался колесиками к днищу баржи, а потом всплыл на поверхность с другого борта. Готово!.. Раньше на этой работе использовали гидроэжекторы. С ними пришлось бы возиться недели две. А сверло Болгова прорыло первый тоннель за пять минут, второй — за шесть и третий — за две с половиной минуты. Не прошло и получаса, как стропы под баржу были подведены и послышалось: «Вира помалу!..»

Суда, поднятые со дна реки и восстановленные зачастую на скорую руку (времени было в обрез), плавали еще долго. Капитан Григорий Григорьевич Лубенец, если не ошибаюсь, был ровесником своего парохода «М. В. Ломоносов» — обоим перевалило за шестьдесят. Не моложе был и пароход «Кутузов», когда-то носивший державное имя «Императрица».

Каждый город, каждая пристань на Днепре имеют свои краски, свой запах.

Над Днепродзержинском небо рыжее от огненных всполохов, которые бушуют над домнами, когда выпускают чугун. И пахнет здесь металлом. Если не ошибаюсь, в этом городе стоит единственный на нашей планете памятник легендарному Прометею, принесшему людям добрый огонь.