Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

Улицы в этих районах широки и прямолинейны, и дома, по всей вероятности, удобны, но это свойственно всем нашим большим городам, и на этих улицах ощущаешь себя столько же в Ярославле, сколько в Запорожье или в Свердловске. Тут можно встретить и коробчатые здания начала тридцатых годов, наивный индустриализм которых способен вызвать снисходительную улыбку, и тот бутафорский, раздражающий своей противоестественностью ампир, который распространен был в недавние годы. На взгляд человека, далекого от специальных вопросов архитектуры, дома эти, помимо того, что в них живут люди, служат еще иллюстрацией к истории художественных поисков и заблуждений многих советских зодчих. Правда, если знаешь, что они сооружены в городе по преимуществу деревянном, проникаешься чувством, должно быть, родственным тому, какое побудило Маяковского написать «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру». Известное эстетическое удовольствие доставляет и прямизна улиц, их щедрая широта, оранжевые, белые и пунцовые полосы цветничков на обочинах тротуаров, и высокие деревья, достаточно густые, чтобы скрыть погрешности архитектуры, однако же позвопяющие видеть сквозь листву светлые пятна фасадов.

Рядом с этими проспектами в бывших слободах и пригородах Ярославля еще теснятся вдоль ухабистых улиц деревянные мещанские домики и ободранные каменные, так называемые доходные дома. Пыль стоит над исполинскими грузовиками, которые, покачиваясь, в иных местах бортами своими возвышаясь над крышами, лавируют в этих извилистых щелях, громыхают торчащими из кузова пучками железных балок или сеют на серую землю красную кирпичную крошку, везут поставленные на ребро бетонные плиты. Людям, живущим здесь, быть может, не совсем точными покажутся мои впечатления от города, однако я думаю, что иногда со стороны виднее и что не улицы с омертвевшей колеистой землей, с пропыленными насквозь домами, у которых, будто им сломали хребет, осели посередине крыши, главенствующая черта современного Ярославля.

Если новые здешние районы и не своеобразны, то они, я бы сказал, служат вступлением к исторически сложившемуся центру города, заново спланированному во второй половине XVIII века.

Они естественно соединяются с той честью старого города, где всего больше магазинов. Здесь дивишься тому, как напоминает северный Ярославль наши большие южные города, — то ли полосатыми маркизами над зеркальным стеклом витрин; то ли вот этой белой кафельной стеной в арке башенных ворот, где из окошка продают горячие жареные пирожки и тут же рядом, прямо на асфальте, мелко колют дрова; то ли вон теми, хочется сказать вообще — европейскими зданиями, какие строились повсюду на исходе минувшего века, особенно в молодых городах юга. Но здесь любуешься и двухэтажным приземистым домом с аркадой посередине и поставленными на нее как бы чуть припухшими колоннами под широким фронтоном. Неизменное восхищение вызывает ротонда гостиного двора, опоясанная колоннадой с эффектным портиком — «круглая лавка». Начинаешь думать, что сочетание южной непосредственности, даже броскости, с уютностью старо-московского классицизма и строгостью классицизма петербургского, быть может, и есть своего рода ярославский стиль.

Затем входишь в самый центр Ярославля, планировка и застройка которого принадлежат к числу лучших творений русского градостроительного искусства. Едва ли это бывало где-нибудь, чтобы одновременно по крайней мере пятьсот городов получили специально сделанный для каждого так называемый регулярный план строениям и улицам, как это случилось в екатерининские времена в России. Тридцать лет ушло на эту работу, что же до осуществления планов в натуре, то здесь потребовалось еще больше времени, в результате чего были не только перестроены наново губернские и уездные города империи, но и создана блестящая национальная школа градостроительства, значение которой велико и сегодня, сложился тот архитектурный стиль, который принято называть русским классицизмом. И когда мы перестраиваем и строим всю страну, нам особенно понятны размах и сдержанность старых русских зодчих, их проверяемое линейкой воображение. Я имею в виду не одних лишь архитекторов — никто ведь не скажет, что только писателям, для повышения их мастерства, нужна классическая литература!

Каменную книгу города читает весь народ, постоянно прибавляя новые страницы, и в этом последнем пленительная особенность архитектуры. Город не может быть музейным экспонатом, он развивается, как все живое; древнее существует здесь в настоящем, рядом с нами и для нас.

Прогуливаясь по центру Ярославля, я представлял себе, как выглядел он в ту пору, когда державные казенные здания, затейливо-сказочные церкви и широко разместившиеся дома больших бар, построенные в манере барокко или же во вкусе ампир, перемежались деревянной рухлядью обывательских домиков, когда вдоль узких тротуаров криво торчали тумбы, и лишь кое-где, по прихоти домовладельца, зеленело одинокое дерево. Земля площадей и улиц замощена была булыжником, и серые бугристые мостовые, пыльные или лоснящиеся от жидкой грязи, как бы ползли, заполняя перспективу. Конечно, и тогда был красив рисунок знаменитой Ильинской, теперь Советской площади, смело вычерченной в виде трапеции среди хаоса средневекового города. Красивы были линии улиц, начинавшиеся лучами от оставленной в центре площади Церкви, — до генеральной планировки она была окружена домами причта и складами построившей ее купеческой семьи. И так же, как сегодня, хороши были в отдельности спокойные массы зданий, их строгий декор.

Но вот мы прошли здесь только что с моим спутником, направляясь к набережной, и я еще раз увидел, что залитое асфальтом пространство, по краям испещренное тенью деревьев, равноправно входит в архитектурный ансамбль, связывает теснее желтую с белыми колоннами классику бывших присутственных мест с многоглавой древностью церкви Ильи-пророка. Как всегда, мне подумалось, что улицы, разбежавшиеся с площади, из-за асфальта стали будто прямее, отчего еще отчетливее выступил счастливый замысел планировщика, — он проложил их таким образом, что в одном конце каждой улицы рисуются шатры и маковки Ильинской церкви, тогда как в другом — какая-либо из крепостных башен. Новые дома, которые стоят между старинными на всех улицах центре, едва уловимыми чертами своей архитектуры и окраской вторят господствующему классицизму. Даже конструктивистская нагота одного из жилых корпусов, построенного, вероятно, в двадцатых годах, благодаря белым и желтым плоскостям фасада соотносится с торжественным портиком находящегося неподалеку екатерининского здания, занятого облисполкомом.