Александр Дюма - Последний платеж

Поэтому и стояла сейчас перед Эдмоном не очень легкая задача — любыми путями выведать у осторожного дипломата-барона, как и где можно нащупать след нового Каина, скрывшегося с горизонта, убийцы Пушкина.

Амстердамский дом барона-финансиста — солидно-хмурой, обычной в этом городе архитектуры — стоял на одном из центральных каналов города. Узенький, едва разминуться двум встречным прохожим, тротуар отделял стену этого здания от парапета, тянувшегося вдоль канала. Вход в здание имел вид вдавленной в стену ниши. Тяжелый, не очень начищенный, видимо, для солидности, для доказательства старины дверной молоток, который служил вместо входившего в моду колокольчика, дал Эдмону возможность вызвать слугу, исполнявшего роль швейцара. Здесь можно было себе позволить больше скромности, бережливости по сравнению с жизнью в высоких столицах.

Визитная карточка графа Монте-Кристо, однако на сей раз не с такой быстротой дала Эдмону доступ во внутренние апартаменты барона де Геккерена. Старый дипломат принял его с характерным равнодушием сановника, объездившего полмира и насмотревшегося всякой всячины — не только графов, герцогов, королей, но и султанов, и эмиров, и магарадж.

— Вы застали меня накануне моего отъезда в Вену, — сухо сказал барон гостю, — и потому просил бы вас быть предельно кратким, по-деловому…

Эдмон учтиво поклонился.

— О, разумеется!

— Чем могу служить в таком случае? — совсем уже официально спросил барон Эдмона, который оделся для этого визита с особой элегантностью. Предвидя трудность и щекотливость этого разговора, Гайде он на этот раз не взял с собой.

Он решил сразу же выбить почву из-под ног у опытного, искушенного в уклонности и обиняках собеседника.

— Я прибыл к вам по делу о наследстве, которое мог бы получить ваш приемный сын Жорж-Шарль Дантес… О наследстве весьма огромном, притом…

Глаза барона вдруг засветились тем особенным блеском, который загорается даже у совсем уже ветхого, расслабленного годами и трудами скряги, когда он ощущает запах денег.

— Ах, вот что? — несколько помедлив, как бы обдумывая сказанное Эдмоном, переменил свой тон де Геккерен. Голландия, многие годы считавшаяся главным банком Европы, хорошо знала, как пахнут деньги.

— Да, — повторил Эдмон. — И чем он скорее приступит к соответствующим действиям по подтверждению своих прав на это наследство, тем будет выгоднее для него.

— А не могу ли я более точно осведомиться, граф (визитная карточка делала свое дело), о размерах наследства, и о тех соответствующих, как вы изволили выразиться, действиях, какие надлежит предпринимать моему сыну?

«Самое главное достигнуто!» — мелькнуло в голове у Эдмона. — «Каин цел и может клюнуть на жирную приманку. Не надо только торопиться с дерганьем удочки».

Спокойно и деловито Эдмон начал давать ответы на вопросы барона:

— Наследство составляет несколько миллионов звонких гульденов…

Де Геккерен сделал даже легкое движение в своем кресле. Глаза его все разгорались. Возможно, эти деньги были бы ему кстати в его собственных финансовых операциях.

Эдмон невозмутимо продолжал:

— А действия, которые имеются в виду, сводятся в основном к подтверждению его прав на это серьезное состояние. Основным наследником являюсь я, носящий имя Эдмон Дантес.

Барон де Геккерен совсем привскочил в своем кресле.

— Вы… вы… ваше имя — Эдмон Дантес?

— Да, уважаемый барон, — так же хладнокровно ответил Эдмон. — И если ваш приемный сын сможет доказать и подтвердить, что он — мой родственник, он получит право на часть, равную нескольким миллионам голландских гульденов или полутора десятков миллионов марок.

Повторение этих аппетитных цифр производило все большее действие. С каждым словом Эдмона жадность все явственнее просыпалась в этом голландском бароне, сыне страны, где столетиями было освящено совмещение титулов с сундуками… Усыновление Жоржа-Шарля, молодого авантюриста, пробравшегося в императорские кавалергарды санкт-петербургского двора, могло быть вызвано разными причинами. Перспектива получить с таким «приемным сыном» неожиданное своеобразное «приданное» в полтора миллионов гульденов, звонких, полновесных голландских гульденов — это уже выглядело просто веселой улыбкой Судьбы!

— Впрочем, лишь после того, как все совершенно будет с полной определенностью выяснено, сверено со статьями законов уже, так сказать «набело», окончательно, я буду иметь удовольствие и честь выполнить свой родственный долг и уведомить Жоржа-Шарля по адресу, который вы, надеюсь, не откажете мне дать.

Барон де Геккерен слегка насторожился:

— Дать сейчас? — переспросил он поспешно. — Думаю, что сейчас это было бы бесцельно. Жорж то и дело меняет место своего пребывания. Пасмурная погода Амстердама ему не понравилась, он переехал в мое утрехтское имение. Там тоже что-то пришлось ему не по сердцу, и сейчас я даже не очень точно знаю, где он — то ли в Утрехте, то ли в Брюсселе, то ли в родном ему Кольмаре?

Главное было выяснено. Де Геккерен попался в ловушку! Эдмон помедлил и возобновил свою тонкую игру:

— Отлично, барон. Теперь два достаточно авторитетных, не обремененных родственной связью свидетеля должны дать нотариально заверенное подтверждение, а я дам согласие на получение Жоржем-Шарлем Дантесом де Геккереном, приходящегося на его долю наследства.

Барон встревожился.

— Значит, еще необходимо ваше согласие на это?

Эдмон кивнул:

— Да, дело обстоит именно так. Но чтобы у вас не было сомнений в серьезности и реальности всего этого и, принимая во внимание материальные затруднения Жоржа-Шарля Дантеса в настоящий момент, я могу дать вам чек на пятьдесят тысяч гульденов. Однако пока прошу не упоминать при встрече с Жоржем-Шарлем о нашем сегодняшнем разговоре до выяснения всех обстоятельств…

И он вручил барону де Геккерену уже заранее заготовленный чек на одну из крупнейших банковских контор Амстердама.

Де Геккерен ошеломленно разглядывал поданный ему чек, опытным взглядом проверяя его безупречность, платежегодность.

— Рассматривайте это как маленький аванс… — небрежно добавил граф. — Нечто вроде утешительной гарантии… Если даже дело и провалится, все-таки ваш приемный сын будет иметь хоть небольшую, но осязаемую выгоду. Деньги — не всегда благостный дар, — задумчиво, как бы рассеянно добавил он. — Деньги иной раз могут сделать человека в сто крат несчастнее, чем он был, пока не почуял их дьявольский запах.

Барон запротестовал:

— Не думаю, что ваше наследство может сделать Жоржа-Шарля несчастным… Он еще молод, он найдет применение этим деньгам. Кроме того, ему надо содержать эту несчастную, которая что камень повисла на его шее… Родственницу убитого им петербургского стихотворца… Уже одно это может считаться вполне достаточной карой. Сжальтесь хоть вы над ним, граф!