Луиджи Мотта - Сборник Красный оазис

Однако последствием раны Мизры было появление у него лихорадки. Лихорадка отняла у него все силы. Таким образом, не желая бросить Мизру на произвол судьбы, его спутники оказывались на время прикованными к Красному оазису. Убежище оказывалось и безопасным, и до известной степени комфортабельным, потому что беглецы устроились в одном из покинутых фондуков. В припасах не было недостатка. Тайар каждый день отправлялся на разведки и ухитрился даже проникнуть в турецкий лагерь, откуда принес кое-какие вести о пропавшем Блевио.

— Я видел берсальера, — говорил он, — но только издали. Боялся приблизиться к нему…

— И хорошо сделал! — одобрил его лейтенант Дориа.

— Блевио — любимец паши Османа, — продолжал Тайар. — Паша осыпает его подарками, потому что Блевио, который теперь называется Си-Саидом и выдает себя за турка, спас ему жизнь. Живет Блевио в доме, в котором, только на другой половине, помещается Марика…

— Слава Аллаху! — воскликнул Иза. — Твой воин, о друг, освободит мою дочь…

— Дай-то Бог! — ответил задумчиво Дориа. — Блевио — малый шустрый и предприимчивый. Я щедро награжу его, если он освободит Марику и если всем нам удастся спастись.

— А я засыплю его золотом! — обещал Иза.

— Странно одно, — продолжал лейтенант, — почему Блевио не постарается дать нам знать о своих планах… Ну да с этим приходится покуда мириться…

Таким образом, наши беглецы заняли выжидательное положение, возлагая все свои надежды на Блевио Блеви.

Но что же делал предприимчивый берсальер, поселившийся в лагере своих смертельных врагов?

Тайар не ошибся, сказав, что Блевио, сделавшийся фаворитом Османа-паши, поселился в том самом фондуке, в котором была заключена пленница. Но солдату все никак не удавалось улучить случай, чтобы переговорить с девушкою: пленницу хорошо сторожили доверенные слуги Османа, а кроме того, в одной комнате с Марикою и ели, и пили, и спали две старые служанки, которые не спускали с Марики глаз, боясь обещанной Османом жестокой расправы.

Блевио придумывал всяческие способы, вплоть до употребления украденного у шейха Ибн-Талеба волшебного порошка. Но присутствие служанок в комнате Марики препятствовало этому: усыпив их, Блевио одновременно усыпил бы и девушку. Увезти ее сонною было крайне затруднительно, потому что вокруг фондука кишели солдаты. Оставалось положиться на помощь случая и собственной сообразительности. А тем временем Блевио зорко следил за всем происходившим в фондуке.

Было одно обстоятельство, которое серьезно пугало его: с первого же дня пребывания в фондуке он заметил, что Осман дважды в день посещает пленницу и ведет с нею долгие разговоры. Обыкновенно при этих посещениях пленницы пашу сопровождал знакомый Блевио, конюх из Стамбула по имени Мабрук. Но турок не показывал и виду, что знаком и дружен с Блевио.

«Что нужно здесь старому шайтану? — тревожно допытывался у самого себя Блевио. — Боюсь, как бы этот ястреб не зарился на нашу голубку. Но я скорее горло ему перерву, чем допущу его овладеть Марикою».

Как-то улучив момент, когда паша прошел в комнаты Марики, Блевио изловил Мабрука и, сунув ему пару серебряных монет, расположил конюха к откровенности. Рассказ конюха подтвердил опасения Блевио:

— Раньше, — говорил конюх, — Осман-паша и внимания на девушку не обращал. Он хотел отдать ее за кого-нибудь из офицеров или даже подарить шейху Ибн-Талебу.

— А теперь?

— Молодой араб, которого паша сделал офицером, по имени Мизра, сын контрабандиста Мукдара, загадочно исчез — кажется, бежал к гяурам со своим отцом. Сенуссист Али отправился на розыски его и тоже пропал. А что касается шейха Ибн-Талеба, великого мудреца из Египта, — то он сильно повредил себе внутренности, когда упал с лошади в день прибытия. Должно быть, у него порвались кишки или печенка…

«Подай ему, Господи!» — подумал Блевио.

— Словом, врачи говорят, что шейх едва ли скоро встанет.

— Подай ему, Господи!

— А если и встанет, то будет ходить скрюченным в три погибели до скончания дней своих.

— Подай ему, Господи!

— Что ты шепчешь, о любимец паши? — заинтересовался конюх.

— Не обращай внимания! — успокоил его Блевио. — Я питаю нежные чувства к этому святому старцу и поэтому творю заклинания…

— Ага! Это хорошо! — одобрил наивный конюх. — Ну так вот — на что же скрюченному в три погибели шейху такая молодая красавица, как наша пленница?

— Разумеется, не нужна! — поторопился согласиться Блевио. И про себя добавил: «Хоть бы он издох поскорее, отравитель…»

А конюх продолжал:

— Ну и вот мысли великого Османа-паши обратились в другую сторону: он удостоил Марику своей собственной благосклонности.

— Ах, чтоб ему пусто было. Скрючило бы его почище, чем Ибн-Талеба. Сгинь он в тартарары, как Али!

— Ты все творишь благочестивые заклинания? — осведомился конюх. — Да исполнятся все желания твои, о друг и покровитель.

— Да, было бы недурно! — отозвался Блевио.

— Но девушка глупа, как ослица, упряма, как верблюдица, и зла, как змея, — продолжал конюх выкладывать свои сведения об отношениях между Марикою и Османом. — Можешь себе представить, о друг… Она осмеливается отвергать любовь, предложенную ей Османом!

«Молодец девка», — подумал Блевио. А вслух вымолвил:

— Неужели? Быть не может!

— Если я тебе говорю, так, значит, это чистейшая правда, — обиженным тоном возразил конюх. — Мои слова, как слова Корана… Покуда Осман надеется кротким словом убеждения подействовать на нее. Но, может быть, великодушное долготерпение его скоро истощится…

— И что будет тогда? — затаив дыхание осведомился Блевио.

Турок пожал плечами.

— Ты не знаешь еще Османа-пашу! — вымолвил он. — Это истинный турок до мозга костей… Он ни перед чем не остановится. Он и то жалуется: говорит, что девушка, должно быть, околдовала его. Мысль о ней отнимает у него сон, покой, аппетит.

— Хоть бы ты, старый черт, с ума спятил! — пробормотал Блевио.

— Ты опять творишь заклинания? — осведомился конюх.

— Разумеется!

— Да сделает Аллах так, как ты желаешь… Но я продолжаю. Итак, паша думает, что девушка его околдовала. И он уже один раз спрашивал меня. Просил у меня совета…

— У тебя? — несколько удивился Блевио.

— А то что же? — не моргнув глазом ответил конюх. — Он чтит меня больше, чем родного отца. Он со мною обо всем советуется. Потому что знает: мои слова, как слова Корана. Ибо я мудр. Этого ведь не скроешь…

— Истинно ты мудр, о Мабрук!

— Видишь?! — обрадовался конюх. — Даже ты признал, наконец, мою высокую мудрость…

— Признал, признал!

— Так вот, паша спрашивал уже однажды у меня совета: что ему делать с девушкою, которая осмеливается отвергать его любовь?