Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

Я приказываю, чтобы наш сын Эдуард никогда не выходил на прогулку на ту часть стены, где его может увидеть его бабушка. Я не желаю, чтобы у них осталось что-то общее. Это внук, о котором мечтал мой отец, и он носит королевскую фамилию. Сейчас он далеко отстоит от престола, но я хочу, чтобы он получил образование и воспитание, достойное короля — как хотел мой отец, как должна была желать моя мать. Но она предубеждена против меня, и она прокляла мой брак, так что я не позволю ей бросить ни одного взгляда на моего прекрасного сына. Она будет мертва для него, как я стала мертва для нее.

В середине лета она просит разрешения увидеть нас с Ричардом одновременно. Сообщение приносит ее старшая фрейлина, и Ричард смотрит на меня, как бы спрашивая, не хочу ли я отказаться.

— Мы должны увидеть ее, — неловко говорю я. — А вдруг она больна?

— Тогда она должна послать за врачом, а не за тобой, — отвечает он. — Она знает, что может потребовать врача даже из Лондона, если пожелает. Она знает, что я не скуплюсь на ее содержание.

Я поворачиваюсь к леди Уорф.

— Чего она хочет?

Она качает головой.

— Она сказала только, что хочет видеть вас, — говорит она. — Вас обоих.

— Пригласите ее к нам, — разрешает Ричард.

Мы сидим в высоких креслах, почти тронах, в главном зале замка Миддлхэм и не поднимаемся, когда мама входит в двери, хотя она останавливается, словно ожидая, что я встану на колени ради ее благословения. Она оглядывается, как будто собирается оценить, какие изменения произошли в ее доме, и приподнимает бровь, не одобряя наши гобелены.

Ричард щелкает пальцами слуге.

— Поставь стул для графини, — говорит он.

Мама садится перед нами, и я замечаю скованность ее движений. Она стареет, может быть, она больна. Если она захочет жить с Изабель в замке Уорик, может быть, мы сможем отпустить ее? Я жду, когда она заговорит, я почти надеюсь услышать, как она попросит отвезти ее в Лондон для поправки здоровья, и что она будет жить со старшей дочерью.

— Речь пойдет о документе, — говорит она Ричарду.

Он кивает.

— Я этого ожидал.

— Вы, должно быть, понимаете, что я узнала бы о нем рано или поздно.

— Я предполагал, что кто-нибудь вам расскажет.

— Что такое? — вмешиваюсь я. — Что за документ?

— Я вижу, вы держите жену в неведении ваших дел, — язвительно замечает моя мать. — Или вы боитесь, что она помешает вашим планам? Я удивлена. Она не пыталась отстаивать наши интересы. Или вы догадываетесь, что такую новость не сможет проглотить даже она?

— Нет, — холодно отвечает мой муж. — Я не боюсь ее осуждения. — он коротко говорит мне. — Это решение относительно земель твоей матери, чтобы мы с Джорджем смогли наконец договориться. Эдуард подтвердил его. Мы провели его, как парламентский акт. У правоведов ушло немало времени, чтобы согласовать этот документ и сформулировать его в виде закона. Это единственное решение, удовлетворившее нас всех: твоя мать объявлена юридически мертвой.

— Мертвой! — я смотрю на свою мать, которая отвечает мне высокомерным взглядом. — Как ты мог назвать ее мертвой?

Он нетерпеливо стучит ногой по полу.

— Это специальный юридический термин. Он позволяет нам решить проблему с наследством. Другим способом мы не смогли бы их получить. Ни ты, ни Изабель не могли бы наследовать земли при жизни матери. Поэтому мы объявили ее мертвой, а тебя с Изабель ее наследницами, вступившими в свои права. Никто ни у кого ничего не украл. Она умерла, вы получили наследство. Земли передали нам с Джорджем, как вашим мужьям.

— Но что будет с ней?

Он смотрит на мою мать, почти смеясь.

— Ты же видишь, вот она: живое доказательство провала дурных начинаний. Так можно любого человека заставить поверить в колдовство. Все считают ее мертвой, но вот она, крепкая и бодрая, в боевом настроении и с хорошим аппетитом. Отличная тема для проповеди, кстати.

— Я сожалею, что ввожу вас в расходы, — ответ моей матери звучит хлестко. — Но прошу не забывать, что вы отобрали мое состояние, чтобы запереть меня в башне.

— Только половину его, — поправляет Ричард. — Ваш зять и старшая дочь получили вторую половину. Вам не нужно во всем винить одну Энн, Изабель так же приняла участие в разделе. Но мы полностью взяли на себя оплату вашего содержания и охраны. Не стоит благодарности.

— Я и не собираюсь благодарить.

— Вы предпочли бы заключение в монастыре? — спрашивает он. — Я могу это устроить. Если желаете, я могу отправить вас обратно в Болье.

— Я желаю жить свободной на собственных землях. Я желаю, чтобы вы не злоупотребляли законом в своих интересах. Во что превратилась моя жизнь? Что со мной будет после объявления меня мертвой? Меня отправят в чистилище? Или я уже там, черт побери?

Он пожимает плечами.

— Вы представляли собой большую проблему. Теперь она решена. Я не хочу, чтобы все вокруг считали, что я обворовал мою тещу, и честь короля была поставлена на карту. Вы были беззащитной женщиной, укрывшейся в святилище, и мы не могли допустить, чтобы нас считали грабителями. Все было решено очень деликатно. Парламентский акт объявил вас мертвой, а мертвецу не нужны земли, замки и даже свобода. Теперь вы можете выбирать, где вам находиться: здесь, в монастыре или в могиле.

— Я останусь здесь, — устало говорит моя мать. — Но я никогда не прощу вам этого, Ричард. Я заботилась о вас, когда вы в детстве жили в нашем замке, а мой муж учил вас всему, что вы теперь знаете о войне и управлении государством. Мы были вашими опекунами, мы были добры к вам и вашему другу Фрэнсису Ловеллу. И вот как вы отплатили мне.

— Ваш муж научил меня действовать решительно и убивать без угрызений совести на поле боя, а иногда и вне его; я хорошо усвоил его уроки и был хорошим учеником. На моем месте он поступил бы так же, как я сейчас. Хотя его целью было большее. Я взял только половину ваших земель, а он собирался положить в карман всю Англию.

Она больше не может сопротивляться.

— Я устала, — говорит она, поднимаясь на ноги. — Анна, дай мне руку и проводи в мои покои.

— Не думаю, что вам удастся подкупить ее, — предупреждает Ричард. — Анна верна своему долгу. Вы бросили ее в дни вашего поражения, а я спас, сделал богатой наследницей и герцогиней.

Я беру руку матери, и она тяжело опирается на меня. Я нехотя веду ее из приемного зала вниз по лестнице через другой большой зал, где слуги сдвигают столы к ужину, потом по мосту, который ведет к наружной стене, и дальше в ее комнаты.

Она останавливается под аркой ворот.

— Я знаю, что в один прекрасный день он предаст тебя, и ты будешь чувствовать себя, как я сейчас, — неожиданно говорит она. — Ты окажешься одинокой и беззащитной в чистилище, и будешь ждать, когда тебя столкнут в ад.