Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей

В последний день седьмицы, в Смертну неделю, сударыне Марене предстоит сожжение. Еще загодя те, у кого за зиму образовался в хозяйстве какой-нибудь ненужный хлам – упавший от ветра старый плетень или сломанные сани, развалившаяся кадка или отслужившее ведро, – несут все это на высокое место и складывают огромный костер. Ближе к сумеркам похоронное шествие направляется туда, девушки жалобными голосами поют печальные песни, похожие на вопли плакальщиц.

Возле костра сани останавливаются, и красавица Жива-Весна говорит:

Сударыню Марену высаживают из саней и ставят на снег. Раздается громкая веселая песня:

Парни зажигают костер и бросают в него сударыню Марену. Вокруг огня начинается буйный хоровод. Веселье длится, покуда костер не прогорит дотла. Тогда собирают пепел сударыни Марены вместе с пеплом костра и зарывают его в снег, чтобы и следа от нее не осталось.

Лед прошел, и дружина под водительством князя Дира на сорока кораблях отправляется в Корсунь – встречать вероучителей. Каждому понятно: чтобы привезти двоих или троих греков, вовсе не нужно столько кораблей и воинов, даже на случай нападения в пути шайки степных бродяг. Множество кораблей и воинов – это способ выказать уважение присланным вероучителям и, конечно, тем, кто их послал.

Отплывающих, помимо прочих, провожают князь Оскольд и княгиня Потвора. Юные дружинники Кукша и Шульга впервые после прошлогодней тризны надолго расстаются с Вадой. За это время ей случалось иногда вдруг пропадать, но не больше, чем на два или три дня. Объявившись, она говорила, что искала нужные травы, которые здесь не растут, а ночевала в окрестных селах. В остальное время они виделись каждый день. Теперь же они и сами не знают толком, скоро ли вернутся.

Прощаясь с друзьями, Вада говорит:

– Когда вы привезете греческих жрецов, она непременно захочет креститься… Вот увидите!

Оба понимают, о ком она говорит. Ни от того, ни от другого не укрылось, что Ваду снедает беспокойство… В чем его причина? Не в том же, что Потвора может захотеть стать христианкой?.. Значит, Вада и вправду уверена, что Красаву убила Потвора и что теперь очередь за ней, Вадой… Вадино беспокойство передается им обоим.

Корабли один за другим отплывают. Кукша украдкой глядит на княгиню Потвору: «Неужели то зимнее злодейство на совести этой ясноглазой женщины?» Переводит взгляд на Ваду, с белым платком в руке стоящую в толпе провожающих. Ему чудится в ее лице тоска и тревога. Он никогда еще не видел ее такой…

Вадины последние слова кажутся Кукше исполненными тайного значения, уже в дороге он пытается разъяснить и Шульге, и себе их смысл…

Снова и снова Кукша раздумывает над ними, ведь они, несомненно, как-то связаны с гибелью Красавы и с опасностью для самой Вады… Но у княгини такой ясный взор!

Вскоре Кукша убеждается, что не зря первый порог зовется «Не спи!» Ты уже приближаешься к нему, а вода впереди такая гладкая, такая кроткая, словно нет никакой опасности. Если бы все пловцы были поглощены своими мыслями так же, как Кукша, для них плавание могло бы закончиться на этом пороге.

Надо быть очень внимательным, особенно идя под парусом при северном или северо-западном ветре, чтобы вовремя расслышать отдаленный шум бушующей воды. Хорошо еще, что порог сам предупреждает своим шумом, а то немало пловцов погибало бы, не успевая приготовиться.

Нынче, по большой воде, с опытными корабельщиками, удается более или менее спокойно пройти порог, не вытаскивая судов на берег. Точно так же проходят Дировы корабли и другие пороги, кроме Неясыти.

На Хортице язычники, как водится, приносят жертву священному дубу за благополучное прохождение порогов. Немногие христиане, которые есть среди дружинников, не спорят – кто знает, так оно, может быть, и надежнее.

Но вот река кончается и корабельщики выгребают по Днепровскому лукоморью вдоль той самой косы, которой Кукша в свое время не разглядел, а, выйдя в море, плывут вдоль нее же в обратном направлении. Ветер северо-западный, подгоняет любо-дорого!

Однако такая благодать не вечна – корабли достигают северных берегов Тавриды и круто меняют направление в соответствии с расположением берегов. Теперь паруса едва хватают полветра. Корабельщики, как всегда, привязаны к берегу, и от этого дорога сильно удлиняется. Кто-то мечтательно говорит:

– А греки даже ночью могут удаляться от берега – они по звездам путь находят. От Предморья до Корсуня напрямую ходят.

Ночуют пловцы под открытым небом, прямо на песке, нагревшемся за день. Суда они вытаскивают настолько, чтобы их не унес прибой, и, в то же время, чтобы их можно было быстро столкнуть в море в случае опасности. А опасность, говорят, есть. Если верить молве, на Тавриде до сих пор живут тавры [176] Древние жители Крыма, вероятно, остатки киммерийцев, еще более древних его обитателей. Тавры были диким народом, жившим разбоем и войной. Во главе их стоял царь. Они делились на два племени, северное и южное. Северные тавры были кочевники, южные – земледельцы, слегка затронутые культурой. Тавры приносили человеческие жертвы девственной богине Орейлохе, которую греки отождествляли с Артемидой, греческой богиней охоты. Для жертв тавры использовали людей, терпевших кораблекрушения у их берегов, а также всех вообще греков, попадавших к ним в руки. Военнопленных тавры также убивали, а головы убитых надевали на шесты, возвышавшиеся над жилищами. Когда у них умирал царь, вместе с ним погребались все, кто пользовался его расположением. Немудрено, что наши достаточно воинственные предки испытывали некоторый трепет, слушая рассказы о таврах, которых к тому времени, по-видимому, уже не существовало. , давшие имя этому краю, они хватают несчастных путников, потерпевших кораблекрушение, и всех вообще чужаков, какие только попадают к ним в руки, чтобы принести их в жертву кровожадной Деве, которую греки называют Артемидой.

Некоторые уверяют, будто тавры говорят по-словеньски, как и сами путники. Возможно, но все же лучше с ними дела не иметь. Так думают все корабельщики, хотя их тоже кроткими овечками не назовешь. Кто-то говорит, что тавры живут не здесь, а на юго-восток отсюда. Другой замечает, что этих тавров вообще никто не видел, может, их и вовсе нет. Однако каждый думает, что осторожность не помешает. Князь Дир обходит дружину и втолковывает воинам: