Юрий Винничук - Танго смерти

– Тогда сдаюсь. Я думал, что это какая-то знахарка нашептала вам такие советы. А знаете, возможно, я смогу вам помочь. В национальной библиотеке в Стамбуле работает мой знакомый, он писатель. Мне и самому хочется взглянуть на эту книгу.

В первый день их пребывания в Стамбуле не произошло ничего интересного; разместившись в разных отелях, Ярош и Курков встретились вечером и отправились гулять по вечерним улицам, заглядывая в местные забегаловки. Оказалось, не так-то просто было найти такую, где бы подавали вино. Наконец они набрели на бар, где было полно молодежи и гудело, как в улье, это уже было заведение вполне в европейском стиле, и молодежь ничем не отличалась от той, которую можно было видеть где бы то ни было. А на следующий день после обеда, когда оба освободились от своих дел, они встретились в кафе со знакомым Куркова Орханом Надимом, который свободно владел английским. Орхан, услышав, чего хотят Ярош и Курков, был удивлен:

– Откуда вам известно об этой книге? Ведь о ней нет никаких упоминаний ни в одном каталоге.

– На нее ссылается австрийский ученый Калькбреннер. Он просматривал ее в Стамбуле с разрешения самого султана Мурада Четвертого. Книга хранилась в его библиотеке.

– Да, но библиотека Мурада все еще до конца не проштудирована. Я могу вас туда отвести, но не знаю, удастся ли вам увидеть книгу. Там работает господин Байкурт, он мой родственник и сделает все возможное.

Орхан привел их в филиалы национальной библиотеки, расположившейся в старинной пристройке с большими ажурными окнами. Именно здесь хранились книги из библиотеки Мурада. В небольшом уютном читальном зале царила мертвая тишина, за столами работали только трое читателей, они не обратили никакого внимания на вошедших, двое из них что-то конспектировали, потому что цифровать старые издания запрещалось, а третий чуть не с головой погрузился в какие-то крупноформатные карты, вооружившись лупой и отражаясь лысиной в люстрах. Орхан вписал гостей в книгу, подвел к старенькому библиотекарю, который сидел в углу за столом, заставленным ящиками с картотекой. Они перекинулись парой слов, из которых Ярош понял, что Орхан представил их библиотекарю, а потом уже шепотом объяснил причину их визита, и по тому, как вытянулось лицо библиотекаря и как он принялся нервно протирать очки платком, видно было, что их просьбу выполнить не так-то просто, сначала он даже решительно замотал головой, потом погладил рукой бороду и заговорил по-турецки, а Орхан переводил:

– «Книгу Иблиса» написал великий суфийский поэт, классик персидской и турецкой литературы Джалал ад-Дин Мухаммад Руми.

– А написал он ее при помощи Иблиса?

– Нет. Это название искусственное, исключительно для того, чтобы ввести в заблуждение. Такое название, по мнению суфиев, к которым принадлежал Руми, должно было отпугивать от книги людей случайных. На самом деле он ее написал со слов Аль-Хидра [69], который был учителем Моисея. Аль-Хидр, или аль-Хизр, был, как утверждают легенды, наделен вечной жизнью. Когда-то давно он состоял на службе у Александра Македонского и вместе с ним отправился в Страну Тьмы, на самый край света, в поисках Живой Воды. Александр стремился во что бы то ни стало найти эту Воду, но ему это не удалось, зато аль-Хидр, которого Вода интересовала меньше и который не думал о ней так много, как Александр, нашел ее. «Ища, Александр не нашел того, что искал, а аль-Хидр, не ища, нашел». С тех пор аль-Хидр живет вечно, время от времени он предстает перед глазами избранных и сообщает им какую-то истину, рассказывает о своих странствиях, делится знаниями. Все, кому довелось его видеть, описывают его, как нестарого еще человека, хоть и с длинной седой бородой, довольно бодрого и решительного. Ежегодно аль-Хидр приходит в Иерусалим на Рамадан и встречается там с пророком Ильей.

– Итак, эта книга не проклята? – поинтересовался Ярош.

– Мой друг прихватил с собой специальные амулеты, которые должны его предохранить от дурного влияния книги, – с улыбкой пояснил Курков.

– Нет, в этом нет необходимости, – покачал головой господин Байкурт. – Аль-Хидр предстал перед Руми в образе странствующего суфийского проповедника Шамс ад-Дина Тебризе. Проповеди этого дервиша оказали огромное влияние на сознание Руми, они подружились и несколько лет не расставались, но больше всего потрясло Руми таинственное исчезновение дервиша в 1247 году. Для аль-Хидра неожиданное появление и такое же неожиданное исчезновение – дело обычное. С тех пор Руми немало своих произведений подписывал именем Шамс Тебризе.

– Так эта книга что-то вроде поэмы «Маснави», которую Руми, а вслед за ним и Джами, называли «Персидским Кораном»? – спросил Ярош.

– На первый взгляд – она действительно напоминает «Маснави» и поэму «Сад истин» прародителя суфийской поэзии Санаи. Там немало притч, поучений и легенд, но… – тут он поднял указательный палец, – …также много и мистики. Что именно интересует вас? – обратился он к Ярошу.

– Я вообще-то занимаюсь исследованием арканумской литературы, и в частности «Книги Смерти». Мне интересно, не найду ли я каких-нибудь аналогий в «Книге Иблиса».

– А, да-да… Здесь есть и о том, что мы сейчас называем реинкарнацией. Как писал один из суфиев, «наши души были опьянены от вина бессмертия еще до того, как в мире появились сады, виноградные лозы и виноград». Однако, прежде чем вы просмотрите эту книгу, хочу кое-что объяснить. Изложенные в Коране взгляды на природу смерти тесно связаны с двумя другими вопросами: взаимоотношениями между сном и смертью и существованием души. Ведь в Коране присутствуют древние представления, в которых смерть отождествляется со сном, а воскресение из мертвых – с пробуждением: «Господь сделал ночь для вас покрывалом, и сон отдыхом, и создал день для пробуждения (nushur)». Итак, ночь – это пелена, которая покрывает спящего, сон – это прообраз смерти, а заря – символ воскресения (nushur)… Древние исламские представления о смерти были неразрывно связаны с идеей реинкарнации: спящий неизбежно должен проснуться! Теологи конечно же спорили о том, можно ли считать это пробуждение окончательным воскресением, или оно произойдет в круговороте рождений и смертей. Но вопрос жизни после смерти занимал важное место в ранней исламской философии. Представители мистических исламских сект, в частности суфии, всегда трактовали смерть как начало новой жизни и толковали слово nushur как пробуждение души, которая вселилась в новое тело. В исламских писаниях реинкарнация обозначается словом tanasukh. Исламские сторонники реинкарнации утверждают, что Коран поддерживает учение о переселении душ: «Тот худший из всех, кто прогневал Аллаха и навлек на себя Его проклятие. Того Аллах обратит в обезьяну или свинью. Аллах дает вам жизнь от земли, вновь обращает вас в землю, и Он же вновь даст вам жизнь».