Ульрике Швайкерт - Святой и грешница

Антони фон Ротенган махнул рукой.

— Это к делу не относится. Уверен, что легат не откажется от женской компании.

— Где же вы раздобыли… э-э-э… предмет его удовольствия, если можно поинтересоваться?

— Я отправил своего секретаря к мадам.

Каноник вопросительно на него посмотрел.

— Местный бордель у еврейского кладбища, — добавил настоятель, неправильно истолковав реакцию собеседника.

Ганс фон Грумбах вздохнул и как можно спокойнее произнес:

— Вы полагаете, что одна из шлюх Эльзы Эберлин, которых имеют ремесленники и солдаты, подходит папскому легату?

Настоятель испуганно на него посмотрел.

— Думаете, нет? Писарь не нашел в девушке никаких недостатков.

Каноник закатил глаза и молча попросил небеса дать ему терпение.

— Я велел ему привести девушку, которая могла бы поддержать светскую беседу и вела себя пристойно.

— Будем надеяться, что ваша затея не вызовет противоположного эффекта. Вы видели девушку?

— Мельком, но она показалась мне действительно симпатичной и благовоспитанной.

Каноник фон Грумбах рассмеялся.

— Благовоспитанной! Хорошее слово. Вы меня заинтриговали. Возможно, позже я взгляну на вашу благовоспитанную шлюху!

— Взглянете, но сначала скажите, какое решение вы приняли относительно нашего епископа? — Антони фон Ротенган сменил тему.

— На чьей стороне ваш брат Никлас? — спросил Ганс фон Грумбах, очевидно, чтобы помедлить с ответом.

— Если Господь на небе не совершит чудо, то не на нашей. Я его просто не понимаю. Как он может быть таким слепым?

Фон Грумбах подумал, что ослепление можно легко объяснить блеском от горы монет, но поостерегся это озвучить. К счастью, в этот момент вернулся легат после посещения уборной и снова сел за стол, чтобы насладиться обильными блюдами и дорогим вином. Для приватных бесед между канониками все еще не представлялось возможности.

Элизабет ходила туда-сюда в роскошно обставленных покоях. Интересно, который час? Одиннадцать часов давно пробило, но господа еще не встали из-за стола. По крайней мере, тот гость, ради которого она здесь находилась, не появился. Чем дольше ей приходилось ждать, тем больше она нервничала. Элизабет давно увидела кровать с тяжелым балдахином, на которой лежали туго набитые подушки и пуховое одеяло. Перед одним из двух окон стоял массивный секретер, под вторым — мягкая банкетка. У двери был открытый сундук немного меньший по размеру, чем у Эльзы, видимо, с багажом гостя. Сверху лежал бархатный камзол и белые шелковые шоссы, но Элизабет не решилась трогать вещи, чтобы посмотреть, что там еще было. Она прошлась по комнате и посмотрела сквозь зеленые круглые стекла окон во двор, со всех сторон окруженный высокой стеной. В другой части дома за окнами горели свечи. Возможно, именно там собрались за трапезой мужчины. Сколько ей придется ждать?

Вздохнув, Элизабет подошла к книжной полке и посмотрела на книги, возле которых стояли серебряный кубок и изящный графин. Она взяла один из пяти толстых томов и осторожно раскрыла желтоватые страницы. Это произведение написал человек по имени Конрад из Вюрцбурга. Элизабет пробежала глазами пару страниц.

Речь шла о мужчине по имени Лоэнгрин, сыне Парцифаля. Читая, она зажала в руке медальон, лежавший у нее на груди. Это было знакомое приятное чувство. Кончики ее пальцев скользнули по гладкой металлической поверхности, прикоснулись к рубину и жемчужинам. Непроизвольно ее палец попал в углубление над самой верхней жемчужиной.

Элизабет услышала легкий щелчок, и медальон резко раскрылся. Сердце испуганно забилось. Парцифаль и Лоэнгрин растворились в тумане. Дрожащими пальцами она держала соединенные едва заметным шарниром половинки. У нее в голове начали мелькать картинки.

Маленькая девочка стояла на скамеечке в роскошной комнате. Белые локоны спадали на плечи и еще плоскую грудь. Перед ней стоял мужчина в изящно расшитом одеянии, доходящим до ее стоп. Он был уже немолод — она видела его морщинистые руки, сжимавшие цепочку с медальоном.

— Это тебе, — сказал он, вешая украшение ей на шею. — Это был голос ее отца? — Он всегда будет напоминать тебе, кто ты и что я люблю тебя!

Он наклонился и прикоснулся губами к ее лицу.

Дверь открылась. Элизабет вздрогнула от испуга, потому что не слышала шагов. Она быстро вскочила. Половинки медальона с щелчком захлопнулись, прежде чем она смогла заглянуть внутрь. Элизабет опустила медальон на грудь. Ставить книгу на место было уже поздно. Она боязливо посмотрела на вошедших мужчин. Писаря, который ее привел, среди них не было.

Мужчина слева, должно быть, являлся хозяином дома. Он был высокий и худой, и его череп, покрытый пигментными пятнами, обрамлял тонкий венок белых волос. Расшитый наряд из бархата и дамаста болтался до пят на его тонком стане. Второму мужчине точно перевалило за шестьдесят, но, судя по его виду, он не собирался отказываться от жизненных благ. Его щеки были жирные и красные, нос избороздили лопнувшие сосуды. На его коротких пальцах красовались грубые драгоценные камни в золотой оправе. Его наряд был еще дороже и, кроме того, скрывал ноги до лодыжек. Шапочка на затылке свидетельствовала о том, что гость тоже принадлежал к духовному сословию. Не то чтобы это удивило Элизабет. Она много раз видела священников и викариев в борделе, чтобы верить в то, что они всерьез соблюдают обет целомудрия. Что уж говорить о епископе фон Брунне, подающему плохой пример своим подчиненным!

Хозяин дома поднял руку и пропустил гостя вперед.

— Вот ваши покои. Надеюсь, вы сможете спокойно отдохнуть. Мы предоставили все, что необходимо для вашего удобства. Камердинер рядом, нужно только позвать его или позвонить, если он понадобится. Желаю вам приятной ночи и жду вас завтра утром за легким завтраком, прежде чем мы вместе отправимся на мессу.

Гость обрадованно кивнул, и его двойной подбородок еще больше сморщился.

— Да, все отлично. Кто это у нас здесь? — Он подмигнул девушке, которая все еще стояла молча с книгой в руке. Она сделала книксен и опустила глаза, успев заметить смущенный взгляд хозяина дома, который, по всей видимости, хорошо рассмотрел ее впервые с тех пор, как она сюда попала. Его глаза округлились, а рот открылся от удивления, затем он покачал головой, будто прогоняя видение. Он добродушно улыбнулся.

— Как тебя зовут, милое дитя? — спросил он.

— Элизабет, — ответила она и еще раз сделала книксен.

— Красивое имя. Святая Элизабет из Тюрингии. Хотя она и была замужем за ландграфом, но была очень набожной, и ее самоотверженная любовь к ближнему не знала границ. После ранней кончины своего супруга она жила в непорочности во благо бедных и больных.