Георг Хилтль - Опасные пути

Как помнит читатель, Морель не принимал никакого участия в описанном нами совещании в лаборатории Глазера и предоставил остальным вырабатывать план своих действий.

“Я здесь, кажется, лишний, — сказал он тогда себе, — но я покажу им, что могу обойтись и без них”.

Теперь мы застаем Мореля в лаборатории Сэн-Круа, окруженного различными сосудами, склянками и банками. Он внимательно осмотрел их, затем вышел из лаборатории, тщательно запер дверь на ключ и направился на улицу. Он шел очень быстро, не оглядываясь, и, наконец, вошел во двор дома, где жил Лавьенн. Увидев рабочего, мывшего реторты и бутылки, он сказал:

— Послушай-ка, приятель, я хочу видеть твоего хозяина; скажи, что я принес притирания от Гюэ.

Работник ушел в дом, скоро вернулся и сказал, чтобы Морель шел в лавку.

Лавьенн, увидев Мореля, запер двери и вполголоса спросил:

— Ну, что?

— Принес, — ответил Морель, указывая на принесенный им с собой пакет.

Зеленоватые глаза Лавьенна засверкали; он подвинул себе кресло и сел.

— Вы думаете, приятель, — сказал Лавьенн, — что эти средства можно употреблять безнаказанно?

— Без сомнения. Вы знаете, что я — помощник старика Гюэ; я знаю немало, и любой врач может поучиться у меня. Все доктора ломали себе голову над причиной, от которой умерли больные в “Отель-Дье”, а я укажу ее этим ученым господам. Вот она, здесь!

С этими словами Морель вынул из пакета склянку и поднес ее к глазам Лавьенна.

Тот испуганно отодвинулся и прошептал:

— Шш… ради Бога!

— Я уже сказал Вам условия нашей сделки. В то время как Экзили, Сэн-Круа и другие отыскивают философский камень, я принес Вам кое-что. Вы понимаете меня?

— Хорошо, — ответил Лавьенн. — Но если я буду торговать этим средством, то должен знать способ его употребления.

— Все это предусмотрено, — ответил Морель и стал вынимать коробочку. — Вот видите, на каждом флаконе есть записка; на ней обозначено название, действие, количество, время, симптомы и прочее… только приготовление составляет мою тайну.

— Я возьму эту порцию, — сказал Лавьенн, указывая на пакет, — только ведь мы — преступники!

— Вы уже отправили на тот свет больше народа, чем Вы думаете. Сколько людей погибло от Вашей пудры; а те средства, которые препятствуют росту населения Франции? Сколько матерей нашло себе таким образом смерть?

Лавьенн зажал ему рот рукой.

— Замолчите!.. Сколько Вы хотите за все это?

— Пять тысяч франков.

— Это очень дорого.

— Да, но я больше не набавлю цены.

— Хорошо. А никаких следов не останется?

— Не больше, чем у больных в “Отель-Дье”.

После ухода Мореля Лавьенн поспешно собрал все банки и пошел наверх, в свою лабораторию. Здесь, среди колб и реторт виднелась какая-то странная фигура. Это был химик Лесаж, который работал у Лавьенна после исчезновения несчастного Териа. Лесаж был человеком очень подходящим для таинственных дел Лавьенна; он никогда ни с кем не разговаривал, никуда не ходил, проводил все время за колбами и ретортами и пользовался славой очень ученого человека. Лавьенн поставил перед ним склянки Мореля и сказал:

— Вот образцы, которые мне принес Морель.

— Давайте сюда, — произнес Лесаж, после чего взял склянки, стал внимательно рассматривать их и сказал Лавьенну: — посмотрим!.. Неужели же эти тайны так необъяснимы? Идите вниз, к ночи я приду к Вам.

Когда в доме Лавьенна все уже крепко спали, Лесаж вышел из лаборатории.

— Я так и знал, — со смехом сказал он Лавьенну, — я нашел составные части этих веществ; это было нелегко, но теперь я сделаю их не хуже тех. Завтра Вы увидите образцы. Вам незачем больше платить Морелю, мы можем сами приготовлять эти яды.

Осенние листья кружились в парке хорошенького домика на улице Сэн-Доминик. Этот домик принадлежал гражданскому судье Анри д‘Обрэ. У него были гости, а потому слуги хлопотливо бегали по столовой. Общество состояло из членов семьи, и сегодня в первый раз после долгого отсутствия среди них появилась маркиза де Бренвилье, сестра хозяина дома.

Родные встретили маркизу довольно холодно и держались в стороне. Мария решила переносить все это, так как главной ее целью было обмануть родню. Она была всецело отдана в руки братьев; ей нужно было во что бы то ни стало добиться, чтобы они отложили свое намерение отдать ее под опеку, так как от этого зависело все. Как только ее отдадут под опеку Шателэ, все погибнет. Надо было торопиться, так как кредиторы снова теснили Годэна и он уже успел спустить сумму, полученную им от Пенотье. Маркиз также предъявил к Марии свои требования, и ей приходилось откупаться от него деньгами, которые он прокучивал с приятелями, что вполне соответствовало планам маркизы. Ее опять начинали жалеть в обществе, и ее прошлое было забыто.

Заговорщики на улице Бернадинцев не теряли времени. Экзили изготовил яд от которого должны были пасть братья Марии, и передал его ей. Она уже не могла больше отступить. Преступление держало ее в своих тисках.

“Нельзя больше медлить, — сказала себе Мария в вышеупомянутый нами день, — Анри должен погибнуть сегодня же”.

За обедом братья предложили почтить память умершего отца, возвратившего Марию в недра семьи, и благословляли день, когда маркиза решила отрешиться от зла и вернуться в круг своих родных.

Маркиза не могла сдержать свои чувства, она громко разрыдалась и, прижав платок к глазам, вышла из комнаты. Бокал, которым она хотела чокнуться с братом, остался в ее дрожащей руке.

— Куда это она? — спросила госпожа де Невиль, — ей, пожалуй, сделается дурно. Вы расстроили ее своими воспоминаниями! — и, сказав это, она хотела последовать за маркизой.

— Оставь ее! — воскликнул Мишель д‘Обрэ, — пусть она успокоится. Такие минуты действуют очень благотворно.

Маркиза, выйдя в соседнюю комнату, где никого не было, поспешно вынула из кармана пакетик с порошком, а потом села в кресло, приняла позу горько плачущей и, внимательно обведя взором комнату, быстро проглотила порошок. Спрятав бумажку, она достала маленький флакончик, висевший у нее на цепочке на шее, и накапала несколько капель в бокал, который все еще держала в руках.

— Мария, где ты? — раздались голоса из столовой.

— Иди к нам! — сказал Мишель, младший брат Марии, входя в комнату!

Он взял сестру под руку и ввел ее в столовую.

У Марии был еще очень расстроенный вид.

— Прочь печаль! — воскликнул Анри д‘Обрэ, — давай чокнемся, Мария; ты теперь наша, и мы не дадим тебя в обиду.

— Хорошо, — дрожащим голосом проговорила Мария, — я выпью. — Она выпила вино из своего бокала. — А теперь, Анри, — воскликнула она, — поменяемся бокалами. Да здравствуют д‘Обрэ!

— Ура! — воскликнули все, хлопая в ладоши.