Георг Хилтль - Опасные пути

— Еще один! — со смехом воскликнул Дегрэ, — они вылезают из этого ящика, словно марионетки! Послушайте, господа: я — не ученый, я — простой полицейский, но говорю себе: время, когда была написана эта бумага, очень близко совпадает с днем смерти Сэн-Лорена. Пенотье получил его место… не качайте головами, господа!.. Ведь я ничего не сказал! Ага! Вот и еще! Я ждал встретить это имя!

Он поднял вверх кошелек, к которому была прикреплена записка: “Эти деньги принадлежат моему слуге Лашоссе”. Тут же нашлась записка самого Лашоссе, в которой он просил денег, говоря, что уже два раза напрасно ездил в Виллькуа к известному лицу, но не мог застать его. Виллькуа было поместье одного из умерших д‘Обрэ, куда часто ездил Сэн-Лорен; записка была помечена числом, весьма близким ко дню смерти последнего. Кто мог быть “известным лицом”? И почему Лашоссе просил денег у Сэн-Круа, как не потому, что его путешествие совершалось по поручению именно Годэна.

А Дегрэ все вынимал пакет за пакетом. На одном стояла надпись: “Средство против разных женских болезней”, на другом — “Шесть чудесных тайн”.

Наконец сержант нашел обязательство на тридцать тысяч франков, выданное маркизой Бренвилье ее возлюбленному как раз через два дня после смерти ее младшего брата, сделавшей ее обладательницей всего состояния, “на случай, если она, Мария де Бренвилье, покинет этот мир”, как было сказано в документе. Казалось, для преступлений, о которых все догадывались, существовала установленная такса — цена крови. Сэн-Лорен был отправлен на тот свет за четырнадцать тысяч франков, смерть братьев д‘Обрэ стоила почти вдвое.

Глаза Ренэ все больше омрачались; он ничего уже не слышал, ничего не видел; он почти ничего не сознавал, кроме смутного воспоминания об опасности, грозившей его дорогой матери. Поэтому он не заметил, что, после того как все вещи были тщательно пересмотрены, занесены в протокол и снова уложены в шкатулку, Дегрэ попросил разрешения удалиться и поспешно покинул комнату.

В глубокой задумчивости сидел Ренэ в кресле покойного Сэн-Круа; из этого состояния его вывел легкий толчок писца, приглашавшего его подписать протокол. Он пошел вслед за членами комиссии, расходившимися из лаборатории. Симон взял с собой для исследования флаконы с прозрачной жидкостью; доктор — препараты кишок. Предполагалось произвести опыты над животными, так как аптекарь считал бесцветную жидкость сильным ядом. Двое полицейских несли шкатулку.

А Дегрэ тем временем спешил на другой берег Сены, к дому д‘Обрэ.

Достигнув дома д‘Обрэ, сержант заметил необыкновенную суету перед широко раскрытыми воротами. Это показалось ему странным, и он немедленно пришел к заключению, что в доме произошло что-то необыкновенное. Быстро решившись, он подозвал одного из прохожих и спросил самым небрежным тоном:

— Что там случилось?

— А Вы еще не знаете? — с злорадной улыбкой ответил спрошенный: — маркиза Бренвилье сбежала.

— О! — воскликнул сержант. — Куда же?

— Ну, этого в доме никто не знает.

Предчувствие не обмануло Дегрэ, и он сердито прошептал:

— Я опоздал, мне следовало поторопиться.

Он прошел за решетку дома и сел у подъезда.

— Что Вы за человек, друг мой? — спросил его швейцар, только что кончивший обгладывать ножку каплуна.

— Кто? Я? — сказал Дегрэ, поднимаясь с места. — Я — очень богатый человек.

Швейцар окинул смельчака строгим взглядом, сочтя его за сумасшедшего, так как ответ звучал чересчур странно, и сказал после некоторого молчания:

— Ну, если Вы богаты, то плохо выбрали место на каменной скамейке возле нашего дома… У богатых есть другие места для отдыха.

— Друг мой, — продолжал Дегрэ, — я разбогател бы еще больше, если бы знал одну вещь.

— Какую?

— А Вы скажете ее мне?

— Если сам знаю.

— Скажите мне, здесь ли маркиза де Бренвилье, а если ее нет здесь, то куда она уехала?

— Ага, теперь я понимаю: пришли получить должок? Не тревожьтесь: если маркиза вернется, все будет уплачено.

— Да, “если”! Вы угадали; я очень заинтересован в этом деле; говорят, дама-то улизнула.

Дегрэ вынул из кармана камзола полдублона, монету, в то время бывшую в Париже в большом употреблении, и спросил:

— Не можете ли Вы сказать мне, что же именно говорят об этом?

Монета исчезла в руке привратника и он произнес:

— Мне, право, совестно… мне известно так мало!

— Вы знаете достаточно. Маркиза уехала?

— Уехала.

— Когда?

— Мы не видели ее уже более двух суток.

Сержант топнул ногой и снова опустил руку в карман.

— Куда уехала маркиза?

— Привратник молчал.

Новый дублон заблестел в руках Дегрэ.

— Куда она уехала?

— Я… я думаю… что она собиралась в Пикпюс.

— Так она туда и поехала? Конечно она поехала в своем экипаже, и слугам все должно быть известно?

В руке швейцара очутился второй дублон.

— Гм! — сказал верный страж. — Вот это-то и ставит нас в тупик. Она не приказала подавать карету, а… ну, Вы, кажется, благородный человек и стоите того, чтобы Вам помочь! Так знайте же, что маркиза в Пикпюс вовсе не поехала, потому что час тому назад оттуда приехал за доктором Банно камердинер маркиза Клод, который ничего не знал о прибытии маркизы в Пикпюс.

Дегрэ быстро поднялся с места и еще раз спросил:

— Так Вы не можете указать мне, куда уехала маркиза?

— Нет! Могу только прибавить, что по городу ходят странные слухи. Говорят о внезапной кончине одного известного лица… об арестах…

— Ну, и Господь с ними! — отрезал сержант и поспешно удалился.

Толпа перед домом д‘Обрэ все возрастала. В отдельных группах толковали о последних новостях дня: о смерти Сэн-Круа, об аресте Лашоссе, о бегстве маркизы. По всему Парижу уже распространилось известие о разоблачении тайны улицы Бернардинов. Стараясь не обращать на себя внимания, Дегрэ вмешался в толпу, внимательно прислушивался ко всему, и его надежды вскоре оправдались: он услышал слова, показавшиеся опытному полицейскому слаще пения херувимов. Какой-то дюжий парень с важным видом рассказывал стоявшим около него слушателям:

— Они-то расспрашивают, ищут да ломают себе голову, куда делась маркиза; думают, что она в Пикпюсе, а я отвез ее в Офмон. И что же в этом особенного? Все Вы — просто болтуны и злоязычники! Разве благородная дама не может поехать, куда захочет?

— Даже к самому черту! — сказал один из слушателей при громком хохоте окружающих.

— Хоть бы и к нему! — не смущаясь продолжал рассказчик, — только она-то вовсе не туда отправилась! Готов поклясться, что она преспокойно сидит себе в Офмоне. Я вернулся оттуда вчера вечером и могу уверить Вас, что маркиза — прекрасная дама: недаром она дала мне двадцать франков на чай.