Георг Хилтль - Опасные пути

— Друг мой, — сказала она почтальону, который ее привел, — не отвезешь ли ты меня дальше, до Живэ?

— Никак нельзя, сударыня: лошади не выдержат. Притом дорога через лес очень плоха.

— Вы знаете, я хорошо плачу.

— Да, но если лошадь падет?

— Я заплачу за лошадь.

— Мы можем не найти другой лошади: ждут войны, и лошади стали редким товаром.

— Тогда мне придется ждать, — сказала маркиза и вышла из экипажа.

— Только бы не напрасно, — заметил почтарь, — может быть, лошади воротятся из Шинэ порядочно усталые, и Вам придется прождать еще часа два лишних. Ведь и скотине надо дать вздохнуть.

Маркизу передернуло; ее озабоченность превратилась в настоящий страх; она считала минуты. Что-то теперь в Париже? Известно ли ее бегство? Преследуют ли ее? О, как ползут часы, минуты, секунды! Шинэ всего в двух милях, почему же лошади не возвращаются? Роковая судьба!

Она смотрела на церковные часы, старалась разглядеть, сколько они показывают; ее острые глаза следили за стрелками; она хотела бы заставить часовые колеса вертеться вдвое быстрее. Потом она вынула свои драгоценные часы и сверила время. Наконец она спросила, где здесь можно позавтракать, и пошла в дом напротив, который ей указали.

Она заказала себе завтрак и села к столу в комнате, пропитанной запахом пива, вина и табачного дыма. Но только что принесли завтрак, как на улице раздался стук копыт: это пришли лошади из Шинэ. Не дотронувшись до кушанья, маркиза побежала на почтовую станцию.

— Четверку лошадей до Живэ! — сказала она содержателю почтового двора, вежливо снявшему перед ней шляпу.

— Не знаю, возможно ли это, прекрасная госпожа: коням надо отдохнуть.

— Мне надо в Льеж!

Только что вернувшиеся почтальоны сердито заворчали:

— Неужели опять ехать!

Ужас маркизы возрастал; еще один час был потерян.

— Послушайте, — сказала она содержателю почты, — я так тороплюсь потому, что хочу застать еще живым умирающего родственника. Будьте милосердны, дайте мне лошадей! А ты, — обратилась она к стоявшему около нее почтальону, — получишь втройне, если повезешь меня сию минуту.

— Дама очень торопится… к умирающему, — сказал содержатель почты, — по-христиански следует ей помочь. Живо, Жан! Запрягай четверку и с Богом в путь!

— Тройная плата? — повторил Жан.

— Тройная, мой друг, — подтвердила Мария.

— Ну, так уж поедем, коли так! Только если что случится, так я не при чем.

Маркиза заплатила за лошадей, заплатила страшно дорого за тот завтрак, которого не съела, затем вскочила в карету, и колеса загремели по мостовой.

— Вишь как торопится! — засмеялся один из почтальонов. — Заметили ли Вы, как она побледнела, когда Вы сначала сказали, что нельзя дать лошадей?

— Как не заметил! Да и то сказать: спешит к умирающему.

— Она, по-моему, не похожа на опечаленную женщину, — возразил почтальон.

Когда маркиза проезжала ворота Рокруа, был уже полдень. Она потеряла три часа, — Дегрэ их выиграл.

Была поздняя ночь. По тихим улицам Рокруа мчалась карета. Она остановилась у почтового двора, и громкие удары посыпались в закрытые ставни, между тем, как почтальон звонил в колокол. Но обитатели почтового двора спали, по-видимому, мертвым сном и ничто в доме не шевелилось, хотя шум, поднятый проезжими, был так силен, что в противоположном доме, где помещалась гостиница, отворилось окно и слуга, высунув голову, закричал, заглушая своим голосом шум и стук:

— Господа, если Вам угодно отдохнуть и закусить, пожалуйте сюда! Здесь гостиница!

— Убирайся к черту! — ответил чей-то голос, — в твой кабак я не собираюсь. Мне нужно лошадей.

— Ну, достать их Вам будет трудно, — продолжал слуга, — уж очень большой нынче разгон. Еще третьего дня проезжала дама, которая сюда приехала в своем экипаже, а чтобы ехать дальше с почтовыми, должна была заплатить тройную плату. И то хозяин только потому дал ей лошадей, что она торопилась в Льеж к умирающему.

— Ага! — воскликнул вдруг проезжий, — тут была дама? Небольшого роста, красивая, бледная дама, которая приехала из Лана, сорила деньгами, спешила в Льеж, за границу?

— Все совершенно верно.

— Почтальон! — закричал проезжий, — отвори, не то разнесу твой дом! Отворяй же! — заревел он таким страшным голосом, что окна начали быстро отворяться и раздались голоса, испуганно спрашивавшие, не горит ли где.

Наконец явился содержатель почтового двора, в сопровождении своих людей с фонарями.

— Тысяча чертей! Кто тут смеет… — начал он.

— Потише, пожалуйста! — крикнул Дегрэ (читатель, конечно, узнал его), поднося приказ к фонарю, — по приказу короля, требую немедленно лошадей!

В мгновение ока весь дом очутился на ногах; лошадей Дегрэ выпрягли, запрягли свежих. Сержант тем временем подкрепился стаканом вина.

— А куда поехала та дама? — спросил Дегрэ.

— Она наняла лошадей до Живэ.

— И лошади были уже езженные?

— Да, я жду их не раньше завтрашнего утра.

— Лошади готовы, — доложил почтальон.

— В Живэ!.. Погоняй! — крикнул Дегрэ, садясь в экипаж, и снова помчался по следам беглянки.

— Это — погоня, — сказал почтальон. — Неужели этот господин и вправду из судейских?

— По-моему, он больше похож на ревнивого мужа, — ответил содержатель двора.

По полям и лугам вилась быстрая речка. На одном ее берегу виднелись дома города; на другом — высились стены цитадели. Это были: городок Живэ и крепость Шарлемон. Река, отделявшая город от крепости, была Маас; маркиза Бренвилье добралась до границы, ей оставалось только переехать мост, и она вступила бы на голландскую землю, очутилась бы под защитой голландских законов.

Выехав из Рокруа, Мария увидела, что почтальон нисколько не преувеличил: лошади действительно были утомлены и бежали все медленнее. Таким образом она кое-как доехала до окрестностей Живэ, как вдруг на вершине одного холма ее острые глаза заметили двух всадников. На них были шляпы с кокардами; маркизе показалось, что они оба в форменном платье. Один из них показал рукой на экипаж маркизы, затем оба пустили лошадей рысью. Ужас Марии достиг крайнего предела: она была уверена, что это — погоня.

— Скорее! Скорее! — кричала она вознице, — я заплачу вчетверо!

Он пробормотал какое-то проклятие и ударил по лошадям. Измученные животные сделали последнее усилие. Темнота надвигалась; всадники были уже недалеко от кареты маркизы.

— Неужели нет ближайшей дороги прямиком? — воскликнула маркиза.

— Есть! — ответил почтальон и быстро свернул с большой дороги.

Но тут раздались треск и громкий крик, и карета свалилась в ров. Две из лошадей барахтались в грязи; лошадь, на которой сидел почтальон, билась и брыкалась, потому, что оборванная постромка била ее по ногам, а четвертая лошадь оторвавшись ускакала в поле.