Георг Хилтль - Опасные пути

— Сударь, Вы так дерзки, что…

— Молодой человек, — сказал Экзили, смотря на Бирана сверкающими глазами, — Вы хорошо сделаете, если не вызовете меня на дуэль. Моя жизнь посвящена настолько серьезным занятиям, мне еще предстоит сделать так много до моей смерти, что я не пощажу никого, кто похитит у меня хоть маленькую частичку того короткого времени, которое достается в удел нам, смертным. Поэтому моей первой заботой будет одним ударом удалить противника с моей дороги.

— При помощи Ваших ядов? — дерзко спросил граф де Лозен. — Париж — неподходящая почва для учеников Борджиа. Если Вы будете брать свое оружие из подобных источников, то наши войска станут агентами уголовного суда и поставщиками Шателэ.

— Вы снова начинаете угрожать мне, но я не боюсь Ваших угроз. Я легко могу доказать перед судом, что яды, изучение которых я сделал задачей своей жизни, являются в одних случаях настолько же благодетельным даром природы, насколько губительны в других. Каждый врач мог бы явиться моим защитником. Я просто ввожу некоторое вещество между движущимися и дышащими частями машины, называемой человеческим телом, и благодаря силе этого средства и его разрушительному влиянию колеса часов жизни останавливаются, как бы опутанные невидимой сеткой. Наступает смерть от яда, как Вы это называете. Тогда я употребляю то же самое средство, и вот обессиленные, почти уже безжизненные члены оживляются; огненный поток, вливая в жилы новую жизнь, стремится по всему телу, уничтожая от края могилы, уже отверзавшейся перед ним. Кто решится осудить подобные силы, подобные средства? Вы хотите привлечь меня к ответственности потому, что я открыто сознаюсь, что изыскание и применение ядов — мое главное занятие? Ну, а чем занимаетесь вы, господа? Вы пускаете в дело столько яда, сколько не мог бы приготовить ни один подражатель Борджиа, Спара или Трофана, ваш яд даже страшнее “неаполитанской водицы”, потому что трудно найти противоядие яду клеветы и публичного скандала, позорящего доброе имя, остававшееся до сих пор незапятнанным. В тысячу раз опаснее ваши языки, ваши губительные речи, которыми вы, как мышьяком, убиваете духовную жизнь своих жертв. И если мне случилось быть здесь свидетелем подобного отравления, то вы не можете заставить меня молчать, потому что мое свидетельство может послужить противоядием, в том случае, если процесс отравления пойдет дальше. А дай я слово молчать о случившемся, я не мог бы явиться свидетелем.

— Это больше, чем дерзость! — крикнул де Лозен.

— Это — наглость! — закричал Бертильяк.

— Ради Бога, будьте осторожнее! — визжали дамы.

— Берите его, господа, — скомандовал Ламот, — пусть людям де Лионна достанется эта славная добыча!

Доктор сделал шаг назад и произнес:

— В последний раз советую вам, господа, оставить меня в покое. Я — не шарлатан и не беззащитен. Может быть, вы не откажете моей миссии в том уважении, в котором отказываете мне лично, когда я скажу вам, что призван сюда, чтобы вылечить вдовствующую королеву, если только это в человеческих силах. С завтрашнего дня я — врач королевы Анны Австрийской!

Мужчины были поражены. Убежденный тон и угрожающие жесты доктора привели их на мгновение в замешательство, злоба на него за то, что он так ловко отпарировал их нападение, и страх прослыть трусами, если они отступят перед его угрозами, довели их до бешенства.

— Ты — шарлатан, рыночный лекарь, отравитель крыс! — презрительно засмеялся Бертильяк, — ты — врач королевы?! Ты, ярмарочный комедиант, бываешь в королевских покоях?! Рассказывай это другим! Ха, ха, интересный выдался сегодня денек, господа, и нам будет о чем порассказать за обедом у Фронтэна. Мы поймали чернокнижника… Хватайте его!

— В полицию его! Хватайте доктора-отравителя! — закричала вся компания, стремясь выместить на докторе свое негодование.

Его спутник уже обратился в бегство, а Лавьенн пугливо выглядывал из-за стеклянной двери; он был слишком робок, чтобы противоречить своим знатным клиентам, и слишком любопытен, чтобы не дождаться исхода этого благородного, рыцарского разговора.

Четверо или пятеро мужчин, между ними де Лозен, вскочили на прилавок, причем несколько стаканов разлетелось вдребезги.

— Хватайте его с обеих сторон, — закричал Биран, — с обеих сторон, чтобы он не улизнул!

— Назад! — загремел голос Экзили, — назад, или вы раскаетесь!

— Берите его! — кричал Лозен. — Если у тебя под плащом есть шпага, защищайся, шарлатан!

Нападающие перескочили через прилавок, но доктор также быстро отскочил к противоположной стене. Он вынул из-под плаща круглую деревянную коробку и отвинтил от нее крышку, с возгласом:

— Получайте, господа!

В ту же секунду из коробочки поднялось облачко удушливого дыма, распространившееся с быстротой молнии по всей комнате. Нападающие отскочили; какое-то специфическое зловоние захватывало дыхание; в комнате потемнело, как будто на окнах спустили занавеси; дамы звали на помощь; Лозен, Биран и Ламот наталкивались друг на друга; у всех темнело в глазах и как железным обручем сжимало голову.

— Откройте дверь! Помогите! — кричали они. — Черный человек убивает нас!

Распахнули дверь; свежий воздух пахнул в комнату и отогнал черный дым в углы и под потолок. В рассеянном дыму стали понемногу вырисовываться фигуры нападавших.

— Где он? Держите его! — кричали все.

За маленькой дверью, которую еще застилало облако дыма, послышался хриплый смех доктора, но, когда прибежавший Лавьенн открыл дверку, за нею уже никого не было, — доктор исчез.

Страшный кашель овладел всеми присутствующими. Лавьенн поторопился подать разные эссенции, благовонные курения, лимонады и освежающие порошки.

— Это был дьявольский опыт! — воскликнул де Лозен, придя в себя и подкрепившись глотком лимонада. — И в конце концов мошенник удрал!

— О, я еще вся разбита, — простонала маркиза де Кевр.

Все казались озадаченными. У всех покраснели лица; у всех было одно ощущение, как будто страшная тяжесть давила на череп.

— Не позвать ли врача? — вполголоса спросил Ламот.

— Только этого недоставало, — возразил Лозен.

— Придем в себя и перестанем говорить об этом. Неужели Вы хотите сделать нас посмешищем всего Парижа? Если Париж узнает об этом приключении, — мы пропали. Доктор-то уж будет держать язык за зубами, но представьте себе, что дело дойдет до ушей студентов; двенадцать мужчин со шпагами против одного, у которого в руках ничего, кроме деревянной коробочки! Ах, наука… это — нечто великое!

Скоро все общество покинуло лавку.

— Если только этот молодчик попадется мне, я проколю его насквозь шпагой, — пробормотал Биран.