Георг Хилтль - Опасные пути

— Полчаса тому назад, в самый разгар нашего веселья, ее величество королева-мать в носилках покинула Валь де Грас. Она ужасно страдает. Я должен оставить Вас, Луиза. Королева, вероятно, уже скоро прибудет в Лувр, я хочу встретить ее там.

Он поцеловал руку Лавальер и сделал Монтеспан знак подойти поближе.

— Если будущее принесет нам еще радость, то я с удовольствием проведу время с такой занимательной собеседницей, как Вы, — с этими словами король быстро подошел к вазе, наполненной чудными цветами из драгоценных камней и перламутра, и вынул один из них. — В данный момент я ничего не могу дать Вам на память, возьмите этот цветок в воспоминание о тех веселых минутах, которые Вы доставили мне.

— Ваше величество, Вы подавляете меня своей милостью, — сказала Монтеспан, низко кланяясь. — Этот цветок будет отныне моим драгоценным сокровищем, во-первых, как память о Вас, Ваше величество, а во-вторых, как вещь, принадлежавшая моей дорогой Луизе, которой я обязана сегодняшним триумфом.

Король еще раз очень приветливо раскланялся и ушел. Несколько минут спустя, его экипаж уже катился по направлению к Лувру. Лавальер стояла у окна.

“Сегодня я вступила на путь, который должен привести меня к цели; быть может, власть когда-нибудь и будет в моих руках,” — сказала сама себе Атенаиса, рассматривая данный ей королем цветок.

Между тем Лавальер отошла от окна и обратилась к подруге:

— Видишь ли, дитя мое, по какому опасному пути идут те, которые увлекаются любовью к королю? Где теперь эта княгиня Монако? Он смеется над ней. Где Манчини? Забыта. Все они хотели подняться очень высоко, а этого Людовик не терпит. Я ищу только его любви, а потому уверена, что он не разлюбит меня. Мне не нужны ни корона, ни слава. Я хочу только видеть счастливого, любящего Людовика в своих объятиях, на своей груди, — с безграничной нежностью проговорила фаворитка.

— Не обладая властью, трудно добиться любви монарха, достижение этой власти трудно, даже опасно но, кто ею обладает, тот без сомнения достигнет многого, — спокойно заметила Монтеспан.

В то время как экипаж короля направлялся к Лувру, по улице Сэн-Жак двигалось необычайное шествие, вышедшее из ворот Валь де Грас.

Валь де Грас был построен и украшен Анной Австрийской и служил любимым местопребыванием королевы. Здесь в обществе монахинь, принадлежавших к древнейшим фамилиям Франции, она искала отдыха после шумных придворных празднеств. Валь де Грас находился на самом краю Парижа; путешествие туда было довольно затруднительно, а вход сопряжен с целым рядом церемоний, которые строго соблюдались благочестивыми монахинями; поэтому приближенные королевы старались устроить так, чтобы она переселилась в Лувр. Сначала королева-мать всеми силами противилась этому, но в конце концов окружающим удалось убедить ее переехать.

Был довольно холодный день, когда королева оставила свой любимый приют. Чтобы примирить больную с переселением в Лувр, ей обещали привести нового врача итальянца, творившего, по словам приближенных, чудеса своими мазями и каплями.

Анна Австрийская в ответ на эти обещания только горько улыбнулась, она уже утратила веру в возможность выздоровления. Врачи, лечившие ее до того времени, были очень недовольны появлением нового светила. Они хотя и были убеждены в бесполезности какого бы то ни было лечения, но сознавали, что, если иностранцу удастся доставить королеве хоть небольшое облегчение, им придется очень плохо. Вследствие этого мужи науки сильно беспокоились, волновались и уже заранее завидовали новому врачу.

Когда печальное шествие вошло в главные ворота Лувра, королеву от имени ее сына встретил и приветствовал герцог Креки. Больную пронесли через двор, где была выстроена гвардия. В передней толпилась масса придворных, желавших своим присутствием выразить сочувствие королеве. В дверях, ведущих во внутренние покои, стоял сам Людовик XIV с герцогом Орлеанским, герцогиней и другими родными. Людовик поцеловал руку матери и, наклонившись, сказал ей шепотом несколько слов; королева положила руку на его голову. Затем больную перенесли в комнату, которая была приготовлена ей. Придворные тотчас же окружили короля, чтобы сказать ему несколько слов утешения. Людовик благосклонно отвечал старым слугам королевы, причем его взгляд с особенным интересом остановился на высоком господине преклонных лет, одетом в черный бархатный костюм с богатой золотой вышивкой, которому королева успела ласково поклониться.

По знаку короля, Лозен подозвал этого человека к монарху.

— Добро пожаловать, милый господин де Сэн-Лорен, — сказал король. — Моя матушка, несмотря на свои страдания, без сомнения была очень рада видеть Вас. Я предполагаю, что Вы затем только и прибыли из Реймса, чтобы ухаживать за ней, пока…

Король замялся.

— Ваше величество, Вы совершенно правы, — ответил де Сэн-Лорен. — На прошлой неделе до меня дошли слухи, что состояние ее величества очень опасно, и я не мог отказаться от желания еще раз поблагодарить ее величество за то счастье и положение, которым я обязан ей.

— Это хорошо, — сказал Людовик, — состояние моей августейшей матери еще не так плохо, и мы предполагаем начать новое лечение. Вы, вероятно, уже слышали, что явился новый врач, предложивший свои услуги. Он — итальянец.

— Как раз этот доктор, — взволнованно проговорил Сэн-Лорен, — заставляет меня просить у Вас, Ваше величество, разрешения сказать несколько слов.

— Вы хотите говорить о новом враче королевы? Об итальянце?

— Я покорнейше прошу Вас, Ваше величество, выслушать меня. Осмелюсь ли я попросить у Вас, государь, разрешения говорить так, чтобы нас никто не слышал?

Король сделал знак; придворные отступили, а сам он подошел с Сэн-Лореном к окну.

— Ваше величество, — начал последний, — я слышал, что новый врач вдовствующей королевы — итальянец Маттео Экзили?

— Да, его так зовут. Говорят, что это — великий ученый.

— Государь, заклинаю Вас не допускать его к больной королеве. Это — ужасный человек. Я познакомился с ним во время своего пребывания в Риме при посольстве. Говорят, что он совершил немало всяких ужасных преступлений. По слухам, он изготовляет страшные смертоносные яды. Он пользуется самой дурной славой и в Риме проводил время в обществе людей, имеющих сношения со злыми духами. Он вовлек многие знатные семьи в преступления и все время счастливо избегал суда.

— Но каким же образом этот человек приобрел славу прекрасного врача, если его имя запятнано различными преступлениями? — спросил король.

— Ваше величество, я не берусь утверждать, что человек, изготовляющий смертельные яды, не может быть в то же время хорошим врачом; меня только страшит присутствие этого человека около королевы, и я считал бы долгом предупредить Вас, Ваше величество.