Георг Хилтль - Опасные пути

— Черт возьми! Вы, пожалуй, и правы!

— Без сомнения. Я знаю, что она взяла с короля слово изгнать меня по первому поводу.

— Гнусно! Отвратительно! — воскликнули герцог Беврон и Эффиат.

— Что делать? Надо ехать, — сказал герцог со слезами на глазах.

— Я поеду, — сказал сквозь зубы де Лоррэн, — но пусть Ваша супруга бережется. Я и из Рима достану ее. Генриетта Орлеанская внесена у меня в черный список и ее имя не сотрется. Я мог бы подняться, высоко подняться, но эта дама сбросила меня, и я никогда не забуду ей этого.

— Несчастный! Что Вы злоумышляете? — воскликнул герцог Орлеанский.

— Это Вы своевременно узнаете, Ваша светлость, — сказал де Лоррэн. — Теперь поздно, наши сношения порваны, так как я еду в Рим. Ваша светлость, передайте, пожалуйста, мое почтение Вашей уважаемой супруге и попросите ее принять от меня благодарность за прекрасное путешествие, которым я всецело обязан ее вмешательству.

Сказав это, де Лоррэн быстро вышел из комнаты. Оставшиеся принялись снимать свои наряды.

Король, покинув “зеленый кабинет”, был сильно возбужден, несмотря на свое самообладание. К нему подошел паж и набросил ему на плечи темный плащ. Людовик закрыл лицо бархатной маской и сказал пажу:

— Господин Эпернон, Вы можете спуститься по маленькой лестнице и ждать меня на углу у Люксембургского сада.

Паж повиновался. Несколько фигур, разгуливавших в полумраке передней, быстро скрылись, когда король проходил.

Монарх быстро прошел по коридору до площадки со сводчатым потолком в виде купола, с которого спускалась лампа, слабо освещая всю обстановку. Войдя туда, он был на мгновение один, но едва он кашлянул, как дверь тихо открылась и появилась дама под вуалем. Король быстро подошел к вошедшей и, взяв ее протянутую руку, прошептал:

— Это — Вы, моя прекрасная невестка? Неужели Вы согласны быть великодушны ко мне?

Дама откинула вуаль, и король увидел прелестное личико Генриетты Орлеанской.

— А смею ли я спросить Вас, государь, заслужили ли Вы благосклонность, которую я хочу Вам оказать? — произнесла она. — Сделали ли Вы что-нибудь для меня?

— Только что, Генриетта, только что. Шевалье де Лоррэн послезавтра покидает Париж. Он едет в Рим.

— Ах! — радостно воскликнула герцогиня, — это великолепно! А то я была посмешищем всех придворных дам. Ваше величество, благодарю Вас!.. Пойдемте!

— Подготовили ли Вы к тому прекрасную маркизу? — спросил король.

— Нет, Ваше величество, Ваше посещение должно быть неожиданностью. Пусть она думает, что Вы случайно вошли в комнату. Но только не задерживайтесь долго, потому что мы не гарантированы от неожиданностей.

— Кто же осмелится? Мой брат? — спросил, хмурясь, король.

— Нет, но, может быть, госпожа Лавальер, — возразила Генриетта, глядя на короля.

Людовик вздохнул.

— Она слишком простодушна, чтобы следить за каждым моим шагом.

Генриетта Орлеанская, не сказав ни слова, взяла за руку и повела его через различные комнаты до затворенной двери. Она тихонько отодвинула задвижку, дверь открылась, и король вошел в комнату.

— Лавальер низвержена, — прошептала герцогиня, — ей следовало бы быть в моей партии. Мой брат будет доволен, потому что теперь: горе Голландии! Как только Монтеспан завладеет королем, тотчас же раздастся военный клич через все страны.

Между тем король вошел в указанную ему комнату. Последняя освещалась лампой, прикрепленной к украшению на стене. Как раз против двери было зеркало; перед ним спиной к входу сидела дама. Людовик подошел ближе, снял маску и сбросил плащ. В это мгновение дама подняла свой взор и громко вскрикнула, увидав в зеркале короля.

Испуг Атенаисы Монтеспан при появлении короля был совершенно искренен. Она была приглашена к герцогине Орлеанской и вовсе не ожидала этой встречи, тогда как сам король уже давно желал ее и не раз высказывал это свое заветное желание герцогине Генриетте.

Герцогиня, уже давно принадлежавшая к партии, противной Лавальер, воспользовалась удобным случаем и сумела сразу устроить два дела. Она согласилась устроить королю тайное свидание с Монтеспан, но в качестве награды за это поставила условием удаление дерзкого любимца мужа, шевалье де Лоррэн, а как только узнала, что ненавистный фаворит изгоняется, тотчас же сделала первые шаги к низвержению фаворитки короля; кстати сказать, это уже не представляло большой трудности, так как Монтеспан уже давно производила сильное впечатление не сердце короля.

Людовик, так неожиданно очутившись наедине с прекрасной Атенаисой, дрожал от волнения, которое охватывает каждого любящего при виде предмета своей страсти наедине в укромном месте. Он опустился перед прекрасной женщиной на колени и воскликнул:

— Атенаиса! Как я счастлив, что могу говорить с Вами без свидетелей!.. Вы одни со мной и я могу взять Вашу руку без того, чтобы кто-нибудь помешал.

Атенаиса задрожала. Она уже давно заметила зарождавшуюся страсть короля, теперь поняла, что настал решительный час, а потому победила страх и застенчивость и казалась олицетворением силы и страсти, причем мысленно видела перед собой блестящую будущность. Она подала королю свою красивую руку, и он горячо прижал ее к своим губам.

— Встаньте, Ваше величество! — воскликнула Атенаиса. — Умоляю Вас, сжальтесь надо мной! Я — маленькая, бедная дворянка и не привыкла видеть перед собой великих мира сего в такой позе.

— Я не встану, — прошептал король, — пока Вы не скажете мне, что я для Вас — не только король. Я наблюдал за Вами, и мне показалось, что в Ваших глазах я прочел некоторую благосклонность и расположение. О, скажите мне, что я не ошибаюсь?

— Ваше величество, я так поражена, что не нахожу слов, чтобы выразить свое волнение. Во мне борются всевозможные чувства. Долг, верность, покорность, права других — все эти священные чувства восстают… да, я должна в этом признаться, восстают против моего чувства любви.

Произнеся эти слова, Атенаиса пристально и пытливо взглянула на короля. Черты лица Людовика просияли, он быстро, почти судорожно вскочил и, снова схватив руку Монтеспан, произнес:

— Вы все сказали, Атенаиса, и больше не надо слов. Я обожаю Вас. Я — не король Франции, пока Ваше сердце не будет принадлежать мне, пока я не получу возможности назвать Вас своей. Услышьте меня, Атенаиса! Разделите со мной корону!

— Ваше величество, я повторю то, что уже сказала: я не забываю священные права других.

Людовик нахмурился.

— Я знаю, что Вы хотите сказать. Вы говорите про герцогиню Лавальер. Луиза очень любила, да и теперь еще любит меня, но когда увидит мою любовь к Вам, то добровольно уступит свои права.

— А мои нравственные правила?