Алексей Шкваров - Слуги Государевы

— Мы так Бахуса называем иногда. На русский манер. Мол хмельной или хмельницкий, все едино.

— А-а, — сказали паны. — тогда разумеем.

Пили, плясали. Опять пили. Царь все красавиц обнимал саксонских да польских. Лапать пытался в танце. Но больших вольностей не позволял. Корсеты проклятые мешали.

— О, герр Питер! — восхищались дамы.

Август бедный утром и встать не мог, а Петр на мессу пошел католическую. Как и не бывало ночи буйной. После опять продолжили. Август силой хвастался — тарелку серебряную в трубку сворачивал. Петр усмехнулся:

— Это что. Так и я могу. Ты б лучше шпагу у Карла свернул, а посуда что…

Три дня и три ночи пили. Август еле выжил. Еще два дня после отъезда русских прекрасная Аврора графиня Кенигсмарк сама меняла мокрые полотенца на голове своего короля, который не мог даже подняться.

Как вернулся царь, так без промедления восемнадцать полков пехотных и один старый стрелецкий (всего 20 тысяч) с князем Никитой Репниным пошли к Динабургу. Молодцевато топали.

Штейнау, саксонский фельдмаршал, смотрел на них одобрительно, когда пред ним выстроились. Все приметил:

— Хороши! Не более 50-ти забраковать можно. Ружья добрые у солдат — маастрихтские и люттихские. У некоторых заместо штыков шпаги. Особенно похвально, что при целом войске нет ни одной женщины и ни одной собаки.

И… разделил корпус русский. Оставив при себе всего четыре тысячи, а остальных отправил в сторону, на двенадцать верст. Строить укрепления на Двине.

Шведская армия простояла на зимних квартирах в Эстляндии. Карл лично занимался с солдатами. Тактику боя отрабатывал:

— Залп должен быть только один. Бегом, сомкнутым строем, пока не приблизитесь к противнику на расстояние, когда его можно будет достать штыком. И с этой позиции залп! С Божьей помощью из противостоящих солдат останутся в строю немногие. И сразу — в штыки!

Согласитесь, читатель, какой железной должна быть дисциплина среди наступавших шведов, чтобы под непрерывным огнем противника, на который отвечать нельзя, добежать до него и только тогда разрядить свои ружья. И броситься в штыки. И какой надо было обладать уверенностью в эффективности своего метода наступления!

Лишь в день, когда королю исполнилось девятнадцать, 17 июля 1701 года, они двинулись в направлении Риги. На противоположном берегу Двину стояла польско-саксонская армия фельдмршала Штейнау. Генерал Карл Магнус Стюарт, инженер-фортификатор знатный, обустроил переправу, и на глазах у изумленных саксонцев шведы быстро форсировали Двину. Вместо того, чтобы скинуть их обратно в реку Штейнау застыл на месте и изготовился к обороне.

Карл тут же выстроил полки и молниеносно бросил их на саксонцев. Через два часа было кончено.

Репнин, услышав канонаду, ждал каких-либо распоряжений от командующего армией. Но фельдмаршал спасался бегством. Репнин, не долго думая, развернулся и форсированным маршем ушел к Пскову. Его не преследовали.

— Отписать в Варшаву, — приказал Карл XII. — Пусть уберут из-под Августа трон польский!

Не тут-то было. Паны ясновельможные заупрямились:

— И чего король шведский распоряжаться вздумал? Нам плевать на Августа, захотим и сами скинем! Но без указов сторонних. У нас своя голова имеется!

— Сейм созывать надобно! Другого избирать короля! — раздались голоса чьи-то.

— Лещинского — заорали одни.

— Куда захудалого? И познатнее роды в Посполитой имеются!

— Собесского — выкрикнули другие.

— Кто там гавкает? Башки своей нет, так и не будет. Сам снесу! — Тонко сталь пропела из ножен извлекаемая.

И сцепились паны в схватке сабельной, смертельной.

— Вжиг! Вжиг! — только искры летели на мостовую булыжную. Рубились два пана бритоголовых, чубами потряхивая, в кунтушах добротных. Оба за вольность шляхетскую. Одному заплатили раньше, когда Августа выкрикивать надобно было. Он уж и забыл про то. Другому — ныне дали, чтоб орал за Лещинского. Но деньги, тоже как вольность шляхетскую преподнесли: «Кого хочу, того и изберу!» Вот и бились поляки насмерть.

Про поляков лучше всего Матвеев, посланник во Франции, сказал:

— Как бестии без разума ходят, не знают, что над ними будет. Хотят на коней сесть, только еще у них стремян нет, залезать непочему.

Карлу XII ждать не хотелось, пока панство разберется промеж себя. Нетерпелив король:

— Не согласились сразу — проучим. — И сомнения в сторону. — Дирекция на Польшу!

Внезапно посол Англии проснулся:

— Жестоко и несправедливо заставлять поляков свергнуть короля, которого они сами избрали. Кроме того, очень опасно давать народу возможность свергать своего короля!

Карл XII парировал молниеносно:

— Удивительно слышать сие от посланника государства, которое имело дерзость отрубить голову своему королю. Позволив себе такое, вы хотите меня упрекнуть в том, что я хочу лишить не головы, а короны государя, вполне достойного этого наказания.

— А Московия? — напомнил кто-то.

— От Пскова до Москвы шестьдесят шведских миль. Дороги ужасные. Край пустынный. Провианта для армии нет. — пояснили генералы.

— Скоро бунт там случиться. Русские сами скинут своего царя Петера, — добавил Пипер хитроумный. — Да, мой король, — вдруг вспомнил, — донесение от коменданта Нарвы поступило. От одного из перебежчиков, лифляндца Гумморта, что в личной гвардии царя Петера состоял, письмо перехвачено. Виниться теперь перед царем своим, и план укреплений Нарвы шлет ему.

— Повесить, как шпиона! Также мы поступим и с Паткулем подлым, когда разгромим поляков с саксонцами. Это он заварил всю кашу. Вперед, на Польшу!

Гумморта, кстати, повесили дважды. Шведы натуральным образом, за шею, а Петр приказал изготовить чучело и повесить его на Кукуе, в слободе Немецкой, где семья осталась бедного лифляндца. Сильно он огорчил царя своей изменой!

И шведы пошли на Польшу. В окрестностях Дерпта оставался полковник Шлиппенбах с 8 тысячами, в Ингерманландии полковник Кронгиорт с шестью. Да гарнизоны в Нарве, в Нотебурге, в Ниеншанце и Выборге с Кексгольмом.

В полк к князю Никите Мещерскому определили недоросля дворянского Андрея Сафонова. На Москве офицеров готовили, сами полки по низовым городам князь Голицын собирал. Командиров из русских назначили: Мещерского, Львова, Кропотова Семена, Мулина, Астафьева, Новикова, Жданова, Зыбина, Полуэктова и лишь один чужеземец затесался Дюмон.

Князь Никита Мещерский был в возрасте уже, до того в Новгородском стрелецком полку состоял. С Шереметевым вместе. Только не взлюбил его фельдмаршал будущий. Оттого полком ему не долго пришлось командовать.

Собрали недорослей дворянских в Москве, на подворье князей Мещерских. Кое-кто и из иноземцев присутствовал. Видно тож на службу определять. Всего человек пятьдесят. А набрать надобно десять капитанов, десять поручиков, десять прапорщиков (по одному на роту), одного поручика-квартирмейстера и одного адъютанта. Полковник был — князь Никита, подполковник сказали приедет, а маеор имелся. Он-то и вышел. Глянул строго, но весело. Лет ему сорок-сорок пять, на вид — воин бывалый. С сильным акцентом говорить начал, но по-русски. Перво-наперво к Афанасию Хлопову прицепился: