Николай Черкашин - Нелегал из Кенигсберга

СУДЬБА:

После окончания десятилетнего срока она навсегда осталась жить в Караганде. Ехать ей было некуда: квартиру в Москве отобрали, поскольку жилье на Сивцевом Вражке считалось служебным. В Минске у них тоже была казенная квартира. Разве что домик в Петрове у бабушки? Но туда не захотел ехать муж. В Караганду же, к дочери, вернулась из Нижнего Тагила и мама. В Москве и под Москвой жить Лидии Николаевне запрещалось, зато здесь, в сорока километрах от Караганды, у них была своя совхозная хибара, тоже служебная жилплощадь. Но никто их отсюда не гнал, и они продолжали работать в совхозе как вольные, заведя на своем подворье кур и огород.

Судьба Заны, несмотря на то что ей удалось избежать после совершеннолетия лагеря, сложилась тоже нелегко.

Тогда, в 1941-м, Лидия Николаевна отыскала дочь на второй день войны в госпитале, куда увезли раненого одноклассника Заны — Генку. Именно Занка дотащила его, окровавленного и потерявшего сознание, до грузовика и вместе с ним отправилась из Кобрина в Березу.

— Ты понимаешь, что я пережила в тот день? — допытывалась в слезах радости Лидия Николаевна.

— Мама, но я же не могла бросить Генку!

— А меня могла? Я же чуть с ума не сошла: ни тебя, ни Тани!

Зана виновато молчала. Теперь уже до самой Москвы, до самого Петровска они не расставались ни на один час.

Из Казани Сюзанна уехала в неведомый и далекий Самарканд, где никому не было до нее дела, и там закончила Институт советской торговли. А оттуда — по распределению — отправилась на Сахалин. Попробуй найди ее там, на далеком острове, на краю земли!

Вышла замуж за военного летчика. Но бдительные кадровики вскоре его предупредили: ты женат на дочери репрессированного генерала. Или жена — или карьера. Он выбрал карьеру. Забрал трехлетнего сына и уехал в другой гарнизон.

Железным посохом прошлась судьба отца и по судьбе младшей дочери. Разрушила семью, лишила сына… Но она, как учил отец, не сдавалась. Уехала во Владивосток, вышла замуж за гражданского моряка. Родила от него дочь Марину. Овдовела. И доживала свой век вместе с дочерью в однокомнатной квартирке в Камском переулке.

Отправив дочь генерала Коробова в Можайск, старший лейтенант Мамедов занялся личностью второго «окруженца» — летчика-майора. И здесь не обошлось без стычки, которая могла бы очень плохо закончиться для Макарова.

— Ты кто? — спросил кавказец, выкладывая на бочку новый лист бумаги.

— Я командир истребительного полка майор Макаров. И прошу мне не «тыкать»! Я все-таки старший по званию.

Особист вспылил:

— Старший по званию здесь я! А ты, — нажал он на слово «ты», — подозрительный «окруженец», без документов, без знаков различия, без оружия!

Тут взвился Макаров:

— Как это «без оружия»?! — он выхватил из-за пазухи пистолет ТТ. — А это ты видел?! Вот это мое табельное оружие, которое я никогда не терял! А ты, сука, сейчас позвонишь старшему авиационному начальнику и спросишь его, кто такой майор Макаров из Росси и как доставить его на ближайший аэродром.

Макаров недвусмысленно тыкал стволом в коробку полевого телефона. И старлей, понимая, что совершил грубейшую, недопустимую для особиста ошибку — не обыскал доставленных ему людей, — нехотя снял трубку и покрутил ручку магнето.

— «Роща», «Роща», дай «Акацию»!.. «Акация»? Старший лейтенант Мамедов, особый отдел. Тут у меня человек задержан. Говорит, что командир авиаполка майор Макаров. Такого знаете? Нет?

Макаров вырвал у старшого трубку, не сводя с него пистолета.

— Командир 112-го истребительного авиаполка майор Макаров. Вышел из окружения. Прошу разрешения прибыть для дальнейшего прохождения службы!

После пяти минут уточнений и разъяснений, называния фамилий и обстоятельств Макаров с торжествующим видом протянул трубку особисту.

— Есть, товарищ полковник, — скривился тот. — Понял, товарищ полковник. Но в протоколе я сошлюсь на вас… Есть… Спасибо за разъяснение.

Положил трубку в гнездо и, не глядя на Макарова, процедил сквозь зубы:

— Вы свободны. Следуйте в штаб армии…

На прощание Макаров крепко обнял Синягина.

— Ну, капитан, не поминай лихом! После войны свидимся, коли живыми будем. — И погрозил пальцем старлею: — Смотри, моего друга не обижай! Мы с ним вместе выходили, раны вместе лечили.

Майор Макаров прибыл в штаб воздушной армии, где его поджидал бывший училищный однокашник.

Полк ему не дали. Назначили с понижением — командиром эскадрильи. Войну полковник Макаров закончил под Веной командиром авиадивизии, с тремя орденами Красного Знамени, орденом Богдана Хмельницкого и густой завесой медалей. Но погиб в конце 1945 года в автокатастрофе под Вильнюсом.

Теперь Синягин остался наедине со старшим лейтенантом Мамедовым. Тот расстегнул кобуру и, наученный горьким опытом, осведомился:

— Оружие есть?

— Есть, — Синягин, поколебавшись несколько секунд, положил на бочку свой ТТ, и Мамедов тут же извлек из него обойму.

Синягин досадовал на себя за то, что влип в эту проверочную историю, но не сомневался, что благополучно выпутается. Что стоит против него, тренированного «брандербужца», этот полуграмотный чернявый старлей?! Но тот вцепился в него мертвой хваткой, возможно, возмещая фиаско с майором. А может быть, чутье подсказывало ему, что на сей раз он имеет дело со скрытым врагом. Его весьма насторожили несколько путаные ответы этого, якобы, капитана НКВД. Старая, весьма примитивная легенда, пригодная для первых дней войны, здесь явно не проходила.

Синягин не смог правильно назвать училище, в котором он обучался, назвал наугад — Ленинградское, и тут же поплыл на дополнительных вопросах. Въедливый кавказец прихватывал его на мелочах, которых Синягин не знал, но обязан был знать как капитан НКВД. В конце концов Синягин стал прикидывать, как лучше вырубить этого дотошного чекиста. Помимо всего прочего, это был именно тот самый враг, из-за которого он и вступил в германскую армию — чекист, комиссар, сталинист. Он собирался врезать ему ребром ладони по шее, в том месте, где проходит сонная артерия. Убийственный удар! Надо было только занять удобную позицию для быстрого и точного броска. А дальше? А дальше забрать его оружие, документы и уйти в лес, из которого его сюда привели. Тем более что неподалеку разгорелась отчаянная стрельба. Долго-долго, захлебываясь в собственном лае, били пулеметы и ахали минометные залпы.

«А может быть, просто тянуть время?»

Старшему лейтенанту Мамедову тоже хотелось побыстрее избавиться от подозрительного типа: «Пустить бы его в расход по обстоятельствам военного времени и резко ухудшившейся ситуации на фронте! Грохнуть его, именем Родины, прямо здесь, да и закопать в картофельном бурте. Благо все равно эту деревню, судя по нарастающей перестрелке, придется покидать…»