Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Тише! Ни слова больше об этом! — прервал его король с недовольным видом. — Я не желаю выслушивать россказни об этой прискорбной истории. — Затем король обернулся к придворному интенданту и приказал: — Распорядитесь, чтобы этому человеку выплатили десять тысяч франков отступных, и пусть он больше не показывается во дворце… В конце концов, купите ему ферму как можно дальше от Парижа. Я так хочу!

Герцог не желал, однако, признавать свое поражение и снова начал прерванный монолог:

— Ваше величество, этот Нарцисс Рамо…

Но король неожиданно топнул ногой, что было признаком величайшего неудовольствия, и сердито сказал:

— Я же просил вас, герцог! Ни слова больше об этом. Неужели вы хотите во что бы то ни стало досадить мне?!

— При дворе только и разговоров, что об этом происшествии…

— Дайте мне дорогу! — воскликнул король побагровев. — Идемте, господа! Герцог, как видно, решил вывести меня из себя.

Людовик решительно зашагал вперед. За ним покорно двинулась свита.

Герцог Бофор был взбешен. Он сжал зубы и прошипел:

— Идемте, виконт. Нам здесь нечего делать. С нами обходятся, как с последними лакеями. Нам предпочли кокотку…

Они разошлись в разные стороны — суверен и сюзерен. Лучше сказать, они встали по разные стороны…

Король отправился выражать свое благоволение фаворитке, а герцог — сколачивать оппозицию.

Его величество застал маркизу в постели. Она попыталась встать при его приближении, но он жестом остановил ее.

— Я был чрезвычайно обеспокоен происшествием, случившимся с вами, мадам. Ваше здоровье дорого не только мне, но и всем придворным. — И он сделал широкий жест вокруг себя. Свита согласно наклонила головы, как бы в подтверждение слов короля. — Конечно, есть люди, которые злословят по этому поводу. Но я полон решимости не обращать никакого внимания на их речи.

— О, ваше величество! — воскликнула маркиза, глядя на короля глазами преданной собаки. — Если бы вы знали, каким целебным источником становятся для меня ваши слова. Я чувствую прилив живительных сил. И полна единственным желанием — служить вам, служить всем своим естеством — на благо трона и Франции.

— Прекрасные слова, — одобрил король. — Вы слышали, господа? — обратился он к свите. — Маркиза говорит как истинная патриотка… Я рад, мадам, что вижу вас на пороге полного выздоровления. Я нуждаюсь в вас — прошу помнить об этом. И очень хотел бы оберечь вас от каких‑либо огорчений.

А затем король удалился.

Маркиза была вне себя от радости. Она снова взяла верх над ненавистным герцогом. Ее опасения, что король воспримет инцидент с Нарциссом Рамо, мужем из ее давнего прошлого, но все‑таки мужем, как повод для разрыва, развеялись окончательно. То, чего она инстинктивно боялась все время своего пребывания в Версале, тоже отпало, и теперь уже ясно, что отпало навсегда. Ей больше ничего не угрожает.

Она хлопнула в ладоши.

— Пусть войдет Леон, — сказала она явившейся камер–фрейлине.

Леон не заставил себя ждать.

— Слушаю вас, моя госпожа, — склонился он.

— Что Нарцисс Рамо? — она вопросительно поглядела на пажа.

Леон пребывал в легком замешательстве. Не то чтобы он не был готов к ответу, — все было давным–давно продумано и даже обсуждено с доверенной наперсницей маркизы, графиней Бельфор.

Он знал, как подготовить госпожу к известию о смерти ее уже бывшего мужа. Но ведь она непременно захочет побывать на могиле Нарцисса. Или — того хуже — увидеть его тело. И Бог знает, какие последствия все это повлечет за собой.

Он постарался скорчить печальную мину, что при его подвижном лице было нетрудно, и со вздохом произнес:

— Врачи говорят, что его состояние внушает серьезные опасения. При столь слабом сердце, — а оно было ослаблено выпавшими на его долю невзгодами — они боятся, что он долго не протянет.

— Бедный–бедный Нарцисс…

Маркиза была заметно огорчена этим известием. Она, как видно, испытывала чувство вины, но, разумеется, не собиралась никому признаваться в этом, даже самым доверенным людям, в числе которых был и Леон. — Как жаль, что я не в состоянии навестить его. Мне так хотелось бы этого. Но, быть может, я почувствую себя несколько лучше и тогда смогу это сделать.

— Но вам, моя госпожа, вредны какие‑либо волнения, — напомнил паж. — А ваше чувствительное сердце не вынесло бы столь печальной картины.

— Да, ты прав, — поспешила согласиться маркиза. — Но у каждого из нас есть долг перед своей совестью, и мы обязаны исполнить его — несмотря ни на что.

— Долг перед его величеством королем и перед Францией едва ли не равнозначен долгу перед совестью, — осмелился заметить Леон.

Маркиза поглядела на него с благодарностью. Ее паж великолепно понимал, какие чувства испытывает его госпожа.

— Ну, хорошо. Навести его сегодня же. Твои посещения — все равно что мои. А завтра доложишь, каково его состояние.

Леон назначил кончину Нарцисса на завтра. Эту историю нельзя тянуть долго — так решили они с графиней Бельфор.

Но вот вопрос — где поместить могилу Нарцисса? Он давно уже зарыт на парижском кладбище для бедных и над его могилой возвышается лишь жалкий земляной холмик.

Маркиза может пожелать преклонить перед могилой колена. Но это произойдет не так скоро, и они успеют водрузить над ней крест со скорбной надписью.

Да, надо поскорей упокоить Нарцисса, пока маркиза еще не в состоянии покидать свои покои. Леон и графиня всерьез опасались, что она захочет отдать последний долг усопшему, а это, как мы знаем, было невозможно.

И вот Леон явился к маркизе со скорбной миной — это случилось на следующий день. И представ перед ней, проговорил:

— Моя госпожа. Я принес вам горестную весть. Нарцисс Рамо скончался сегодня поутру — с вашим именем на устах и поминая Господа в своих молитвах… Кюре из соседнего прихода отпустил ему грехи и причастил по всем правилам.

Две слезинки выкатились из глаз маркизы. Она откинулась на подушках и отвернулась, пряча свое лицо. Вероятно, ее посетило слабое чувство вины. Но в ее душе больше всего было чувство облегчения, в чем она не хотела признаться даже самой себе.

Затем это чувство облегчения и освобождения сменилось другим — ожесточением. О, теперь ее враги узнают, на что она способна. Отныне она сметет со своей дороги все и всех, кто вздумает ей препятствовать. Отныне все будет принесено в жертву ее честолюбию. Единственная помеха, которая могла помешать ей утвердить свою власть, исчезла. И теперь она свободна!

— Когда его собираются похоронить? — спросила она глухим голосом, все еще пряча лицо.

— Завтра, моя госпожа. Дело не терпит отлагательства. Обер–гофмейстер сетует, что посторонний человек, да еще мертвец, находится в королевском дворце. Это противоречит принятым правилам. И хотя его величество распорядился выделить этому бедняку в качестве отступных десять тысяч франков и подыскать ему ферму в провинции, узаконив таким образом его пребывание во дворце, теперь это, с его кончиной, не имеет надобности…