Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Возвращайся назад. Дальше я доберусь одна.

Дурачок, посмеиваясь и бормоча, растаял в темноте, а Роза, медленно нащупывая ногами дорогу, побрела к видневшимся вдали редким огонькам Парижа.

Далеко за полночь она добралась до городской заставы. Офицер городской стражи пропустил ее, пожелав доброй ночи.

Роза–Клодина вернулась домой, не напрасно проделав такой далекий и нелегкий путь.

IX. СКЛЕП

Бофор и офицер дворцовой стражи вдвоем возвращались из дальнего конца обширных версальских садов, чтобы доложить королю, что все попытки отыскать и схватить загадочного незнакомца в черной маске оказались напрасными.

Однако король не разгневался, услышав об этом.

— Я не питаю злобы к странному и загадочному незнакомцу, — говорил он Бофору и своим приближенным. — Я не думаю, что у него какие‑то дурные намерения. Он ведь и прежде появлялся передо мной. Я склонен предполагать, что под черной маской скрывается мой знакомый, может быть, даже кто‑нибудь из придворных, который почему‑то не хочет быть узнанным.

Ришелье заметил:

— Признаться, ваше величество, подобная мысль и мне приходила в голову.

Герцог Бофор мрачно озирался, словно надеясь догадаться, кто же этот некто, если он придворный и сейчас, сняв маску, как ни в чем не бывало находится здесь. Наконец он хрипло проговорил:

— Во всяком случае, ваше величество, надо в конце концов добиться объяснения происходящему. Эти таинственные игры становятся мне в тягость!

Король едва заметно усмехнулся.

— Это потому, герцог, что человек в черной маске настойчиво избирает вас предметом своего разговора. И мне тоже кажется, что этот загадочный незнакомец видит и знает больше, чем можно предполагать. Он посвящен в такие тайны, которые известны только немногим. Короче, я хочу, чтобы этого незнакомца в черной маске больше не преследовали и не пытались найти. Если уж ему удалось скрыться, это значит, что ему известны пути и средства, позволяющие это сделать. Так что поиски будут напрасны.

Герцогу, судя по виду, это решение короля явно не понравилось.

— Если я когда‑нибудь столкнусь лицом к лицу с этим человеком в черной маске, ваше величество, то я заставлю его снять ее, — решительно проговорил он. — Очевидно, у него под платьем панцирь. Пуля сплющилась когда я выстрелил в него из пистолета. Однако моя шпага найдет уязвимое место!

— То, что этот человек носит панцирь — справедливая предусмотрительность, герцог, как вы сами в этом убедились. Иначе ваша пуля достигла бы цели. Я повторяю, отныне человеку в черной маске, если он появится, не чинить никаких препятствий. И счастливый случай, возможно, поможет нам узнать, кто скрывается под ней.

— Кто стоит на прямой дороге, ваше величество, тому не нужна другая личина, — вмешался в разговор маршал Ришелье.

— Ну нет, не говорите так, маршал, — строго возразил король. — Иногда маска необходима. Нередки случаи, когда и маской надо воспользоваться, чтобы достичь цели или защитить себя. Короче, нельзя делать точный вывод, если не знаешь всех обстоятельств.

Бофор мрачно спросил:

— Но если эта маска и дальше будет беспокоить вас, ваше величество?

— Она появляется не так уж часто. И нисколько меня не беспокоит, а скорее занимает, — ответил король и решительным жестом показал, что говорить об этом больше не желает.

Герцог же был охвачен приступом неудержимой злобы. Он давно знал, что эта таинственная Черная маска враждебна ему, и сейчас гадал, что же она на сей раз могла сообщить королю такого, что тот предпочитал хранить в тайне.

— К черту! — прорычал герцог, вернувшись к себе во дворец. — Горе негодяю в маске, если он еще раз посмеет встать на моем пути! Тогда уж он не ускользнет от меня, клянусь своим спасением! — в бешенстве воскликнул он.

Погруженный в мрачные мысли, терзаемый беспокойством, Бофор вдруг хлопнул себя по лбу — как же он не заметил раньше этого странного совпадения? Раньше, когда здесь был незаконнорожденный, то и дело появлялся незнакомец в черной маске. Теперь ублюдок исчез, но появился этот таинственный чужестранец–маркиз — и человек в черной маске вновь дает о себе знать. «Бьюсь об заклад, — подумал герцог с уверенностью, — что этот маркиз как‑то связан с проклятым ублюдком и посвящен во все. А этот рассказ о шейхе!.. Да, здесь, возможно, и таится разгадка…»

Герцог ворочался на своем ложе почти до утра, не в силах уснуть. А когда это наконец удалось, сон его длился недолго, и Бофор встал очень рано.

Его по–прежнему больше всего терзала неизвестность, и какой‑то темный ужас шевелился в глубине его черной души. Стоило ему вспомнить о чужестранном маркизе, как перед глазами вставало лицо незаконнорожденного. Герцог редко, да и давно видел его, так что черты Марселя Сорбона в памяти потускнели и расплылись. И тем не менее герцог все увереннее находил что‑то общее в облике маркиза и побочного сына короля.

— Где же Марильяк? — пробормотал Бофор, пытаясь отделаться от обуревавших его мрачных мыслей.

Виконт не заставил себя ждать. Он явился вскоре после того, как герцог вспомнил о нем.

— Какую весть вы принесли, Марильяк? — нетерпеливо воскликнул Бофор. — Выследили этого маркиза? Что вам удалось узнать?

— Если бы я не знал, что незаконнорожденный умер, ваша светлость, то сказал бы, что маркиз не кто иной, как Марсель, — ответил Марильяк.

Герцог мрачно уставился на него:

— Но ведь вы знаете, что Марсель Сорбон умер. Вы же сами донесли мне об этом, Марильяк!

Виконт подтвердил:

— Я донес о том, что сам видел и слышал.

Бофор так же мрачно, едва сдерживая бешенство, спросил:

— И тем не менее вы думаете, что ублюдок каким‑то образом мог избежать смерти?

Марильяк замахал руками, воскликнув:

— Я не верю в это, ваша светлость! Это просто невозможно. Марсель Сорбон умер. Умер! Но на каторге он мог доверить товарищу по заключению все, что должно было умереть вместе с ним. Он мог сделать его наследником, если у него было что наследовать, и поручить мщение. Кто такой этот маркиз, никто толком не знает. Но все указывает на то, что ему известно очень многое. И может быть, даже все. — Марильяк помолчал и осторожно добавил: — Маркиз побывал и на островке.

Герцог оторопел.

— У дочери Вильмона?

Марильяк кивнул.

— У прекрасной Адриенны, возлюбленной незаконнорожденного.

Бофор вздрогнул и севшим голосом пробормотал:

— А что если это он сам, Марильяк? Что если ублюдок все‑таки жив?

Но Марильяк уверенно успокоил его:

— Тогда мы — единственные, ваша светлость, кто пока знает об этом. И, значит, можем принять все необходимые меры.

Но герцог продолжал, охваченный тревогой и злобой:

— Если он был на Тичинелло, клянусь, это он! Скажите мне, Марильяк, где умер мушкетер? Знаете ли вы точно, где он окончил свои дни? Вы мне только сказали, что он умер. Но где?