Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Завтра тысячу? — переспросил Гассан, глаза его лихорадочно блеснули. — Свободу и тысячу франков?

— Да, — подтвердил Марильяк с самым серьезным видом. — Завтра ты получишь тысячу франков.

Негром овладело мучительное раздумье.

— Гм, — бормотал он, морща лоб, — но как это сделать?

— Ну, уж это твоя забота, — проговорил Марильяк и добавил: — А теперь можешь идти. И если ты не дурак, то об этом разговоре болтать не будешь.

Негр поднялся с колен и, шагнув к виконту, наклонился и поцеловал полу его камзола.

— Впрочем, пожалуй, я тебе дам задаток, — проговорил Марильяк и бросил чернокожему небольшой кожаный кошелек, туго набитый золотыми.

Гассан на лету подхватил подарок виконта и обрадованно пообещал:

— Гассан выпьет за здоровье милостивого герцога, но Гассан просит позволения еще спросить доброго господина.

— Спрашивай, — разрешил Марильяк.

Негр сделал шаг вперед и поинтересовался:

— Что сделают со слугой, который сообщит о смерти своего господина?

Марильяк пожал плечами и пояснил:

— Если слуга просто оказался свидетелем, то ему ничего не сделают. Но если он причастен к смерти своего господина, то ему лучше бежать, не теряя ни минуты. Если же он замешкается и будет схвачен, то виселицы ему не миновать.

Слова виконта несколько смутили Гассана. Он бросил оробевший взгляд на стоявшего перед ним Марильяка и спросил:

— Гассан может идти?

Виконт кивнул и с подчеркнутой доброжелательностью проговорил:

— Пусть исполнится твоя мечта. И, получив свободу, ты возвратишься на родину. А тысячу франков ты получишь без всякой задержки.

Негр низко поклонился и бесшумной тенью выскользнул из комнаты.

На улице его поджидал Валентин. Негр приостановился и спросил:

— Пойдешь со мной?

— Куда, Гассан? — спросил Валентин.

— Как — куда? — ответил негр. — В трактир. Я хочу выпить вина, много вина. Оно придает храбрости!

— Что у тебя на уме? — осторожно спросил Валентин.

— Не могу этого сказать, — пробормотал негр, нащупывая в кармане тугой кошелек. — Не могу этого сказать.

Лакей пожал плечами и сказал:

— В трактир так в трактир.

Дело шло к полуночи, когда они уселись за стол в знакомом трактире. Валентин спросил:

— Послушай, а твой господин не рассердится на тебя за долгое отсутствие?

— Не успеет, — мрачно ответил негр, и глаза его зловеще блеснули. — Я и так в Париже слишком задержался.

— Ты хочешь уехать, Гассан? — с деланным равнодушием спросил Валентин.

— Я хочу стать свободным, — важно ответил тот.

Они поднялись из‑за стола далеко за полночь. Валентин направился к герцогскому дворцу, а негр, обуреваемый мрачными мыслями, строя на ходу планы своего освобождения, возвратился во дворец Роган.

В душе Гассана проснулась загнанная в далекий уголок первобытная дикость. Он весь собрался и напрягся, словно перед прыжком.

Дикий зверь, выдрессированный страхом и голодом, подавляет свою кровожадность и тягу к убийству. Но плохо, если эти чувства снова пробуждаются, если животное чует свежую кровь и если его что‑то вдруг подтолкнет к этому. В одно мгновение страх забыт. С неудержимой яростью зверь бросается на своего господина, разрывая его клыками и когтями на части.

XI. ЯДОВИТЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Роза–Клодина, вернувшись от старой Гальконды, едва не падала от усталости. Сказав себе, что надо хорошо отдохнуть и набраться сил, она быстро разделась и забралась под одеяло. Завтра вечером она исполнит свое намерение. Справедливая месть свершится.

Но волнение ее было столь велико, что, ворочаясь с боку на бок, она, несмотря на дикую усталость, не смогла сомкнуть глаз почти до самого утра. И только на рассвете она на полчаса или чуть больше забылась тревожным и беспокойным сном.

Роза проснулась при первых же солнечных лучах, пробившихся сквозь неплотные занавески. Она, не мешкая, поднялась, заглянула в шкафчик, где с вечера спрятала заветную бутылочку с ядом маркизы Бранвиль, и присела к столу. Достав небольшой листок бумаги, она, старательно обмакивая перо в чернильницу, написала круглым изящным почерком несколько строк:

«Виконт! Вас просят прийти сегодня на площадь у церкви Магдалины. Вам хотят сообщить нечто важное. Та, которую вы желали видеть, наконец решилась исполнить ваше требование».

Запечатав письмо, Роза–Клодина выглянула на улицу и, остановив проходившего мимо солдата, сунула ему монету и поручила отнести письмо во дворец герцога де Бофора.

Когда через полчаса слуга на серебряном подносе подал письмо, принесенное каким‑то солдатом, виконт сразу увидел, что написано оно женской рукой. Охваченный любопытством, он сломал печать и пробежал глазами строчки — подписи под ними не было.

«Почерк девушки… — подумал он, теряясь в догадках. — Та, которую вы желали видеть. Мало ли кого я желал видеть! Кто же это? Какая‑нибудь влюбленная девица из простонародья, ищущая чести затеять любовную интрижку со знатным аристократом? Ну что ж, милая птичка, тебе не придется напрасно ждать. Я обязательно приду, чтобы хоть взглянуть на тебя…»

Часы пролетели быстро. Приближался вечер. Марильяк стал собираться на свидание. Он всегда был любителем подобных приключений и не упускал случая, когда тот подворачивался.

Накинув широкий темный плащ и низко надвинув широкополую шляпу, он вышел из бокового подъезда дворца, когда уже начало темнеть, и направился к церкви Магдалины.

Довольно быстро дойдя до назначенного места, он остановился, внимательно оглядывая просторную площадь перед церковью. Девушек здесь было довольно много. Одни торопились по своим делам, другие праздно прогуливались, но ни одна не привлекла его внимания.

Марильяк уже подумал было, что его просто провели или подшутили, когда вдруг заметил темную фигуру, показавшуюся из‑за угла церкви. Марильяк пристально вгляделся. Это была девушка, которая явно кого‑то пришла встретить. Виконт уверенно сказал самому себе, что это наверняка она, девица, написавшая письмо. И, не мешкая, направился к одиноко стоявшей фигуре. Подойдя, он увидел, что черты лица разглядеть не удастся — они скрыты низко опущенной густой вуалью.

Девушка, заметив, что виконт подходит к ней, повернулась и замерла.

Его любопытство нарастало. Ему просто не терпелось узнать, кто эта юная незнакомка, назначившая свидание таким романтическим манером. Остановившись перед ней, Марильяк негромко и настойчиво проговорил:

— Ты так старательно прячешь лицо, что я тебя не узнаю. И все же я уверен, что мы ищем друг друга.

Сердце Розы–Клодины колотилось от волнения так, что она только усилием воли заставила себя не выкрикнуть, а проговорить негромко:

— Пойдемте. Мне надо вам кое‑что сообщить.