Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Я всегда готов всем сердцем служить вам, маркиза, — поспешил вставить молодой капитан, обрадованный доверием очаровательной и всемогущей маркизы.

— Вы теперь постоянно вблизи короля. Так что старайтесь внимательней наблюдать за всем происходящим вокруг, и тогда, быть может, вам удастся выведать интересующую меня тайну… Много лет назад король страстно любил одну молодую девушку. Эта любовь, на мой взгляд, сохранилась до сих пор. Было много причин, в силу которых королю пришлось расстаться с этой девушкой. А позже ему сказали, что она умерла. Правду ли сказали королю или обманули его — этого я не могу узнать до сих пор. Не удалось мне даже узнать имя этой девушки. Как ни коротка была любовь короля, но она не осталась без последствий. У них родился сын, который, как говорят, пропал без вести.

— А как зовут мальчика? — спросил Шуазель.

— Увы, я не знаю и этого, — ответила маркиза. — Конечно, я даю вам слишком скудные сведения, но все‑таки, может быть, вам удастся что‑нибудь разузнать. Сыну теперь должно быть около двадцати четырех лет, а матери около сорока, если только она жива. Мне очень, очень надо узнать их имена, живы ли они и где находятся.

— Я приложу все силы, чтобы исполнить ваше желание, маркиза, — серьезно сказал Шуазель.

— Наверное, вам кажется, что это всего лишь каприз с моей стороны? Пусть так, — продолжала маркиза. — Но раз я задалась целью разгадать эту тайну, я не остановлюсь ни перед какими препятствиями. Таков мой характер. Препятствия только увеличивают мою настойчивость и желание достигнуть цели, даже если бы пришлось все поставить на карту.

— Эта особенность вашего характера достойна подражания, — сказал капитан Шуазель.

Маркиза дала понять молодому человеку, что разговор окончен, и обратилась к придворным дамам:

— Пойдемте в аллеи, где больше гостей. Капитан Шуазель проводит нас к его величеству.

Пока маркиза беседовала с капитаном Шуазелем в «Звездах», король ждал его возвращения у бассейна Аполлона, разговаривая со своими министрами д'Орри и д'Аржансоном. К ним подошел граф Монрэпуа и, вступив в разговор, сказал между прочим, что он видел, как маркиза де Помпадур с несколькими придворными дамами прошла в «Звезды». Король вскоре покинул своих собеседников и тоже направился в «Звезды».

Но не успел король повернуть из главной аллеи в аллею «Весны», окаймленную с обеих сторон сплошными рядами зеленой изгороди, как из боковой аллеи наперерез удивленному королю вышел мрачного вида человек. Решив избежать встречи с незнакомцем, который, словно для контраста с нарядными гостями, облачился в черные цвета и надел черную шляпу с черным же пером, Людовик свернул в сторону.

Однако незнакомец тоже изменил направление, явно желая встречи с королем. Тогда Людовик ускорил шаг, давая понять этому человеку, что он желает без помех пройти мимо.

Однако и этот маневр не подействовал на мрачного незнакомца, он приблизился к королю и сказал:

— Ваше величество, я прошу вас выслушать меня.

— Проситель? — спросил король. — Должен вам заметить, что здесь не место и не время для обращения с просьбами.

— Я не проситель, ваше величество, а обличитель.

Только теперь король разглядел на лице незнакомца черную маску и вспомнил, что однажды уже видел эту загадочную маску на балу в городской ратуше… Это воспоминание неприятно подействовало на короля — ему пришла в голову мысль о возможности покушения. Но он отогнал ее от себя и решил вы¬слушать таинственного обличителя.

— Ваше величество, прежде всего хочу сказать, что я прекрасно понимаю всю дерзость моих обличений, знаю и то, чем рискую, обращаясь к вашему величеству в такой необычной форме. Но я должен найти дорогу к сердцу вашего величества…

— Кого же вы хотите обличить, таинственная маска? — спросил король.

— Герцога Анатоля Бофора, ваше величество, — ответил этот человек.

Людовик с нескрываемым удивлением посмотрел на незнакомца.

— Герцога Бофора? — переспросил он.

— Да, ваше величество, — решительным голосом подтвердил Черная маска.

— Обычно на анонимные обвинения никто не обращает внимания… — заметил Людовик.

— И все‑таки, ваше величество, выслушайте меня. Мои обличения правдивы от начала до конца. Лишь сознание своей правоты внушило мне мужество, чтобы побеспокоить ваше величество в такой неурочный час.

— Вы поступили бы гораздо благороднее, действуя открыто…

— К сожалению, я лишен возможности поступать таким образом… Но клянусь всем святым и дорогим мне, что буду говорить только правду!

— В таком случае говорите! — согласился король.

— Герцог Бофор уморил в Бастилии благородного старца, родом грека. Он большую часть жизни продержал Абу Короноса в заточении, чтобы вырвать у несчастного признание, где тот скрыл свои богатства. Герцог Бофор был виновником безвременной кончины юной Сирры, дочери этого грека. Дикая алчность руководила действиями герцога в том и другом случае. Впрочем, эти преступления занимают лишь второстепенное место в моих обличениях. Главное преступление, совершенное герцогом, касается его сестры, несчастной Серафи де Бофор.

Король с тревогой взглянул на таинственного незнакомца.

— Герцог заставил родную сестру выйти замуж за старого слепого Каванака — лишь бы она перестала носить фамилию Бофор.

— Мне, помнится, кто‑то говорил, что Серафи Бофор давным–давно умерла…

— Вам солгали, ваше величество. Как я уже говорил, бесконечные угрозы и исполненные слепой ненависти дикие выходки герцога в конце концов сломили ее сильную волю, и она отдала свою руку постылому старику, слепцу Каванаку.

— Несчастная! — с нескрываемой горечью прошептал король.

— Родной брат, герцог, обращался с нею, как с закоренелой преступницей, — продолжал Черная маска. — После смерти Каванака он запер ее в своем дворце и держал там в самом строгом заточении. Тяжкая неволя и бесконечные унижения окончательно надломили силы страдалицы. Не так давно Серафи Бофор переселилась в лучший мир. Да, она умерла, ваше величество, но умерла добровольно, видя в смерти единственное избавление от мучений и нравственных пыток. Герцог обращался с родной сестрой, как с падшей женщиной, неисправимой преступницей…

— Ваше обвинение слишком ужасно, чтобы ему поверить, — взволнованно произнес Людовик.

— И тем не менее я клянусь всеми святыми, ваше величество, что говорю одну только правду. Единственный человек мог бы защитить многострадальную Серафи и ее сына. Этот человек — вы, ваше величество. Увы, теперь уже слишком поздно…

Король, вероятно, до глубины души был потрясен услышанным. Лицо его омрачилось.

— Тяжкая вина герцога Бофора несомненна, — продолжал незнакомец. — И если он осмелится отрицать ее, то это будет лишь новой дерзостью, увеличивающей степень заслуженного им наказания. Высокое общественное положение спасает герцога от суда, но если в вашем королевстве, ваше величество, существует еще справедливость, вы должны доказать, что и герцогская мантия не избавляет преступника от заслуженного им наказания.