Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Ну, вспомнишь ты эти слова, номер пятьдесят семь! — задыхаясь от ярости, ответил Рошель. — Вот только выпишусь из лазарета, и ты опять будешь в моей власти. Тогда — горе тебе!

— В вашей власти? Слава Богу, в вашей власти я не нахожусь, так как у нас есть комендант. И если я добросовестно работаю, исполняю все свои обязанности, то я вне вашей власти.

— Я найду случай доказать тебе мою власть, упрямый пес!

— Не смейте оскорблять меня такими словами! — твердым голосом заявил Марсель. — Я не потерплю этого. Вы лишитесь места, если будете оскорблять заключенных. В каждом таком случае я буду жаловаться коменданту. И вы будете наказаны.

— Вот как! Ты хочешь стать доносчиком, тюремным шпионом! И этим выслужиться!

— Я только хочу прекратить превышение вами власти, — сказал Марсель и отвернулся от взбешенного надзирателя, так как охранник уже отпер клетку и можно было войти к креолу.

— Хорошо, хорошо, так и будем знать, — шипел вслед Марселю надзиратель Рошель. — Каторжник хочет доносить на нас за то, что мы не называем заключенных милостивыми королями…

— Ну, ты‑то выбьешь из него эту дурь, Рошель, — заметил охранник клеток.

— Ты меня знаешь! — ухмыльнулся Рошель. — Я именно такого каторжника и поджидал, чтобы наконец определить, кто здесь настоящая власть. Я завтра же выпишусь из лазарета! Охота прибрать к рукам эту сволочь. Это придаст мне здоровья…

Охранник с усмешкой поддержал товарища.

— С этими головорезами только так и надо. Поубавь строгости — и все пропало!

— Держи наготове клетку… — все с той же злобной ухмылкой продолжал Рошель. — Скоро я доставлю тебе пополнение…

— Их надо гнуть в бараний рог, — добавил охранник клеток. — Ты совершенно прав, Рошель.

Рошель возвращался в лазарет взбешенным до предела. Каторжник осмелился дерзить ему, надзирателю Рошелю!

«Я не успокоюсь до тех пор, — думал Рошель в гневе, — пока не увижу тебя в руках палача Лоренцо».

VIII. КАЗНЬ

Когда Марсель вошел в клетку, истощенный креол Диего с трудом привстал ему навстречу.

— Хорошо, что ты пришел, — сказал он, протягивая Марселю руку, отягощенную кандалами. — Это для меня большое утешение. С тобой мне хотелось проститься… Теперь я умру спокойно. Знаешь, смерть для меня — только желанное освобождение.

— Я понимаю тебя, Диего, — отозвался Марсель. — Здесь ужасно…

— Диего желает смерти не только из‑за здешних условий, — продолжал креол, качая головой. — Какую радость имел Диего в своей жизни? Да никакой! Белые люди топтали и попирали его ногами, мучили и били плетью, привязывали его к мачте и секли. И только одного человека, который был с ним добр, нашел Диего. Этот человек — ты, Марсель!

— Я хотел бы что‑нибудь сделать для тебя…

— Ничего уже не надо… Диего рад близости последнего часа… Диего родился на Кубе, далеко–далеко отсюда. Диего не знал ни матери, ни отца. Он вырос как дикий тростник. Вся жизнь прошла в работе на плантации богатого господина… А года три назад господин плантатор подарил Диего капитану Брианкуру. Диего взяли на корабль и заставили прислуживать. Капитан Брианкур был таким же дьяволом, как надзиратель Рошель. Когда Диего заболел, капитан поднимал его с постели плеткой, пинал его, привязывал к мачте. Диего все переносил, но вот здесь… — Диего ударил кулаком себя в грудь, — здесь у него кипело. Наконец в порту Марселя, когда капитан опять принялся бить меня плетью и пинать, я бросился на него и растерзал… Так я попал сюда. Сперва я думал о побеге. А тут как раз умер караульный офицер, и его похоронили вон там, на другой стороне тюрьмы, на кладбище. Но до его погребения мне удалось снять с него мундир, чтобы воспользоваться им при бегстве. Я закопал мундир в землю, но неглубоко, потому что там сыро, и я боялся, что мундир заплесневеет. Мундир и до сих пор лежит там, в сухом песке…

— Тише! Не говори так громко! Охранник может нас подслушать! — предостерег креола Марсель.

— Тебе мундир этот может пригодиться… — тихо продолжал Диего.

— Никто не знает, что ты его спрятал?

— Никто. Ты найдешь его возле рощи, под каменной скамьей. Там же спрятан и пистолет покойного офицера… Но — тс–с… Сюда кто‑то идет…

Дверь приоткрылась, и в камеру вошел тюремный духовник, чтобы помолиться с несчастным и выслушать его предсмертную исповедь.

— Я просил тебя прийти, Марсель, чтобы проститься с тобой, — продолжал Диего, пока священник ставил на пол небольшой фонарь. — Я ненавижу и презираю людей, а тебя люблю…

— Ты грешишь, сын мой, — заметил священник. — Откажись от ненависти и презрения!

— А если люди ничего не сделали мне, кроме зла, почтенный отец? — ответил Диего.

— Ты должен любить своих врагов и прощать им, сын мой, — назидательно сказал священник.

— Мне пора идти в спальную камеру, Диего, — сказал Марсель. — Ты знаешь, что я вынужден избегать всего, что может дать надсмотрщику карты в руки.

— Да, я знаю. Иди! Прошу тебя! — согласился креол.

— Мы больше не увидимся, Диего, — с горечью сказал Марсель. — Прощай навеки!

— Для брата моего, Марселя, жизнь будет еще прекрасна! — воскликнул креол. — Жизнь тебе еще улыбнется! Диего тоже будет там счастливее, чем здесь… Берегись Рошеля! Рошель — дьявол! Диего хотел всех избавить от него, но…

Марсель с чувством пожал руку креола.

— Прощай! — сказал Диего. — Последняя мысль Диего будет о добром Марселе. А теперь ступай…

Креол обнял своего товарища, и они расстались.

Священник принес в клетку скамейку, уселся на нее и усадил рядом Диего. Потом он выслушал исповедь осужденного. Диего без утайки рассказал все, что было с ним в жизни. Потом оба они молились, пока не перевалило далеко за полночь.

— Я хотел бы еще попытаться спасти твою жизнь, сын мой, так как ты совершенно предан воле Божьей, — задумчиво сказал священник, которому стало жаль несчастного креола.

— Нет, благочестивый отец! Я хочу умереть. Ничего не надо. Только останься со мной еще немного.

— Но ты же можешь еще совершить в жизни какое‑нибудь доброе дело и загладить им прошлое, сын мой!

— Здесь, в тюрьме, это невозможно. Здесь я все равно человек погибший. Здесь меня ждут сплошные страдания и преследования. А там я буду свободен и избавлюсь от всего, что гнетет меня. Нет, почтенный и благочестивый отец, молись со мной до утра, дай мне послушать твои добрые слова. Более у меня нет никаких желаний! Я охотно умру!

Духовник остался с Диего до рассвета и рассказывал ему о небесном блаженстве и милосердии Божьем.

А на рассвете раздался глухой барабанный бой.

— Приближается последняя минута, сын мой, — сказал духовник и подал креолу святое причастие.

Зловещий барабанный бой гулко разносился в утреннем воздухе. Дверь в клетку распахнулась. Вошли солдаты. Затем вошли офицеры и надзиратели, а за ними появился палач со своими помощниками. Все они увидели, что Диего ведет себя мужественно и готов идти на смерть.