Адольф Мютцельбург - Властелин мира

Там на соломенной циновке сидел чернокожий юноша лет шестнадцати с печальными глазами. Он был совершенно подавлен и убит горем, выглядел хилым и болезненным. По торжествующим взглядам, которые бросали на него буддама, по их насмешливым репликам, где упоминались Багирми и Массенья, Альбер тотчас же сделал вывод, что перед ним злосчастный сын султана. Пользуясь простодушием и наивностью туземцев, не допускавших, видимо, и мысли, что чужеземец мог оказаться посланцем султана Багирми, Альбер заговорил с юным принцем. Он намеренно обратился к нему на языке, которого тот не мог знать, но потом с многозначительной миной, призывавшей соблюдать осторожность и хранить молчание, показал ему амулет султана. По всей вероятности, этот амулет был хорошо знаком удрученному наследнику престола Багирми.

Юноша быстро овладел собой. Мимолетным взглядом показал французу, что его намерения поняты. Затем Альбер, сопровождаемый толпой островитян, оставил эту импровизированную тюрьму.

На следующий день торжественная процессия отправилась на другие острова. Опасаясь чрезмерно удаляться от острова Гуриа, Альбер часто упоминал его название и жестами давал понять, что хотел бы снова туда вернуться. Буддама не возражали, и на шестой день утром француз опять очутился на Гуриа.

Он убедился, что освободить принца и бежать вместе с ним не составит никакого труда. Тюрьма не охранялась, ибо на острове в этом не было необходимости. Альбер решил устроить побег той же ночью. Вечером он удостоверился, что его лодка стоит на прежнем месте, и не ложился допоздна, любуясь танцами, устроенными буддама в честь удивительного незнакомца, после чего ушел в отведенную ему хижину.

Спустя час вся деревня погрузилась в глубокий сон. Ночь была темная, безлунная. Альбер действовал без опаски, так как, даже если буддама его поймают, он оправдается, словами и знаками объяснив, что имел вполне безобидные намерения. Он зашагал прямо к хижине, служившей тюрьмой для принца, отодвинул засов, разбудил спокойно спавшего юношу и жестом велел ему следовать за ним. Принц вскочил, и через несколько минут беглецы, покинув сонную деревню, уже сидели в лодке.

Нельзя было терять ни минуты. Во что бы то ни стало до рассвета нужно покинуть злополучные острова, а поскольку ветра не было и воспользоваться парусом было невозможно, задача оказалась не из легких. Отталкиваясь длинным шестом, Альбер продвигал лодку вперед. Принц помогал ему. Вскоре француз заметил, что юноша очень слаб. Видимо, он хворал, временами его била дрожь, и он знаками показывал, что ему очень плохо.

Беглецам необходимо было добраться до низовьев Шари и при этом не подвергнуться нападению туземцев, живших по берегам. Внушая своему молодому другу, что это самая трудная часть его предприятия, Мулей не ошибся. Правда, он дал слово Альберу выставить вдоль берега скрытые дозоры, чтобы они предупредили его, Мулея, и сгорающего от нетерпения султана о появлении беглецов и обеспечили им возможность вовремя прийти на помощь. Но эта надежда была довольно слабой, и Альбер всерьез подумывал, не лучше ли дождаться ночи и затем пойти к устью Шари под парусом, тем более что дул попутный ветер. Однако, обернувшись, он увидел позади множество лодок — вероятно, это была погоня. Ему пришлось отказаться от первоначального замысла и уходить от преследования. К счастью, он убедился, что буддама на своих утлых суденышках, приводимых в движение шестами, не решаются выйти в бурную Шари. Впрочем, им ничто не мешало преследовать беглецов по суше. Альбер использовал ветер, который все больше крепчал, и вскоре с радостью заметил, что лодки буддама далеко отстали. Наконец около полудня лодка Альбера вошла в устье Шари.

Теперь Альбер счел за благо прибегнуть к прежней хитрости.

Он опять лег на дно лодки, чтобы его не было видно с берега, и лежа управлял рулем. Парус он не убрал. Таким образом прибрежные обитатели, незнакомые, как и буддама, с назначением паруса, поневоле решат, что лодка движется сама по себе. Альбер рассчитывал, что жители окажутся достаточно суеверными и боязливыми и не скоро рискнут приблизиться к таинственной лодке. Лишь иногда он приподнимал голову, чтобы уточнить направление движения.

В самом деле, он не увидел ничего, что предвещало бы нападение. Ветер по-прежнему благоприятствовал беглецам, так что преодолевать быстрое течение реки было легче, чем он ожидал. Лодка двигалась быстро, и к вечеру они уже достигли мест, которые, как он отметил в ночь своего отплытия, находятся вблизи границ Багирми. Однако в эту минуту на лодку обрушился дождь стрел, и Альбер, осторожно выглянув, обнаружил, что подошел слишком близко к берегу, где толпились воины. Он ускользнул от них целый и невредимый, однако они стали преследовать лодку по берегу. Но между тем граница Багирми была уже совсем рядом.

Временами Альбера тревожило и самочувствие наследника султана. Возможно, он ошибался, но, на его взгляд, принц находился при смерти: глаза юноши остекленели, дыхание сделалось затрудненным и хриплым.

Опять спустилась ночь, и иногда Альбер все еще слышал с берега крики врагов. Затем он уловил шум схватки. Вероятно, преследователи наткнулись на воинов багирми.

— Альбер! Альбер! Сын мой! Сын мой! — эти крики Юдифи и султана убедили его наконец, что он вновь среди друзей. Он направил лодку к берегу и выпрыгнул на сушу.

Усталый, ослепленный факелами, радостно взволнованный своим благополучным возвращением, целиком поглощенный Юдифью, он почти не замечал, что творилось вокруг, и едва ли обратил внимание на толпу, собравшуюся приветствовать отважного спасителя.

— Что бы ни случилось, будьте совершенно спокойны!

Эти слова прошептал ему на ухо верный Мулей. Альбер, вначале было насторожившийся, вскоре забыл о таинственном предостережении друга. Он слышал милый голос Юдифи, любовался ее улыбкой и был доволен. Вскоре он погрузился в сладкий сон под пологом палатки, в которую его проводили.

На следующее утро Альбер удивился внезапно наступившим переменам. Над лагерем висела зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. У его палатки несли караул воины из личной охраны султана, запретившие ему покидать это временное жилище. Остальные воины сидели скорчившись на земле и вполголоса тянули монотонную печальную мелодию. Скоро Альбер понял причину происходящего. Он догадался, что сын султана умер. Но почему так строго стерегут его, Альбера? Почему на него хотят взвалить вину за несчастье, в котором он неповинен?

Наконец его позвали к султану. Повелитель Багирми сидел в своем шатре, склонившись над умершим сыном. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.