Михель Гавен - Балатонский гамбит

— Ты что говоришь, Степан Валерьяныч? — Наталья сдернула остатки разорванного ремня, расстегнула на ротном пробитый осколком полушубок — вся грудь была залита кровью. Лицо Иванцова наливалось синевой, зубы прикусили кончик языка.

— Я сейчас перебинтую, — Наталья рванула к себе санитарную сумку. — И никакого твоего приказа выполнять я не буду. Никого я здесь не оставлю. Трое нас, Прохорова, Харламыч и я, дотащим вас…

— Куда? Десять километров до канала, и немец на каждом шагу, — Иванцов безнадежно покачал головой. — Брось. Делай, что говорю. Хороший ты человек, Наташа, добрый. Женщина красивая, я тобой любовался всегда. Но сейчас не время для доброты, иди. Не уйдешь, сама погибнешь, и их погубишь…

— Никуда мы не пойдем, верно она говорит, — поддержал Наталью Харламыч. — И ты рано на тот свет собрался, капитан, еще дочку твою Галину замуж выдавать будем, на свадьбе погуляем после войны. Мы вас сейчас, это, — он подтолкнул Наталью в бок, — может, до лесничего того, про которого ты говорил, дотащим. Это пока. А там обмозгуем, что к чему.

— В сторожке этой немцы могут быть, мы же не знаем, как они прошли. Да наверняка, немцы там.

Наталья наложила повязку, осторожно приподняла капитана, закрепляя бинт.

— А мы подойдем к сторожке и разведаем, что там к чему, — решила она. — Да, Харламыч?

— Ты командир, тебе решать, — пожал плечами тот.

— Ладно, — она выпрямилась. — Ты, Степан Валерьяныч, силы не трать, береги силы-то, — сказала она Иванцову. — Тебя Харламыч потащит. Прохорова, ты с Раисой, — приказала она снайперше, — последними будете. Ну а я с майором впереди. И все ползком, в рост не вставать. Прохорова, если пикнешь мне…

— Я могила, товарищ лейтенант.

— Ну, в могилу ты не торопись, — Наталья грустно улыбнулась. — В могилу теперь попасть легче легкого.

По лесным сугробам навстречу разгоравшейся у канала канонаде пробирались долго. Иванцов и Аксенов впали в беспамятство, Раиса была в сознании, ее мучили боли, но она старалась не стонать. Зато Прохорова ныла исправно.

— Ой, мамочки, как тяжело, как тяжело!

— Боец Прохорова, отставить! — резко одернула ее Наталья. — Стыдно, Надежда! Рая и так тебе помогает, а у нее кровь все время идет.

— Ничего, я подсоблю, подсоблю, дочка, — откликнулся Харламыч, — я и двоих сдюжу. Как бы они по этим кровавым следам за нами не пришли, а? — спросил через мгновение. — Нагонят враз.

— Просто так они в лес не полезут, — ответила Наталья, хотя сама, конечно, уверена не была. — У них же план, стратегия, захватить что-то надо, выйти куда-то. Что им за нами по лесам бегать. Потом будут бегать, когда нам их отбить не удастся, за теми, кто у них в тылу застрял. Но, надеюсь, этого не будет.

Дальше двигались молча, Прохорова стихла, Харламыч ей помогал. На спусках было еще терпимо, но на подъеме — очень тяжело, выбивались из сил. Мокрый снег летел в лицо, не хватало воздуха. Когда взобрались на холм, взглянули вниз — и того не лучше, внизу начиналось мелколесье.

— Все как на ладони, — вздохнул Харламыч. — А их-то сколько, погляди, товарищ лейтенант. Прорвали оборону лейбы, черт бы их побрал, далеко прошли.

По отлогим склонам среди чахлых кустарников и кургузых деревьев округлыми черными жуками ползли немецкие танки, бронетранспортеры, двигались пехотинцы. Все это, окутанное дымчатой мглой, двигалось к широкой долине, за которой полыхали выстрелами горные увалы.

— Наши там, вон они, — махнул головой Харламыч. — Только как до них добраться. Да еще и неизвестно, какие это наши, может, такие же группки вроде нас, но если б соединиться, легче бы стало, все не одни.

— А это что за поселок? — Наталья взглянула в сторону, где виднелись черепичные крыши.

— Видно, Дунапентиля ихняя, — вспомнил Харламыч, наморщив лоб. — Мудреное название, верно капитан говорил.

— Ну, в деревню мы не пойдем, там точно немцы, — Наталья опустила голову. — Так, дай взглянуть, где Валерьяныча карта, сторожка та, про которую он говорил, где находится.

— Да, левее этой Дунапентили, я помню, — Харламыч открыл планшет капитана, посветил фонариком. — Думаешь, там переждать?

— А куда мы? — она пожала плечами. — Скоро рассветет. Где-то пересидеть надо. Средь бела дня с тремя тяжелоранеными мы далеко не уйдем, увидят они нас легко. А какие мы бойцы — с таким-то грузом. Дойдем до сторожки, и будем ждать до темноты.

На окраине села началась ожесточенная стрельба — били пулеметы и пушка.

— Наш, максимка, — обрадовался Харламыч, прислушавшись, — наши там, товарищ лейтенант, идемте!

Он уже двинулся вперед, но Наталья схватила его за рукав.

— Погоди, смотри!

Через мгновение два танка со знаком ключа на башне развернулись и двинулись в сторону, откуда доносилась стрельба. За ними двигался БТР, и шло человек двадцать солдат.

— Задавят, задавят, сволочи, — Харламыч в сердцах бросил шапку на снег.

Советский станковый пулемет строчил без остановки, два раза ухнула сорокапятка, немецкий БТР вспыхнул, немцы что-то беспорядочно закричали. Танки остановились, медленно вращая башнями, потом вдруг целый поток снарядов и мин обрушился на маленький отряд на окраине села, и все смолкло. К домам, от которых только что стреляла пушка и строчил максим, поползли танки.

— Раздавили, — голос Харламыча дрогнул. Наталья обернулась и увидела, как по морщинистой щеке старика скатилась слеза.

— Некогда, Харламыч, в лес давай, в сторожку, — она старалась говорить как можно ровнее и спокойнее, хотя саму колотил нервный озноб. — А то сейчас и по нам огня дадут, так, для профилактики, мало ли еще кто остался. А в лес они с танками не полезут.

И точно: над головами зацокали пули, свалилась срубленная ветка. Прямо напротив холма, на котором они находились, остановился бронетранспортер и «прочищал» округу.

— Скорей, скорей, — торопила старика Наталья. — Сейчас он и нас накроет.

Харламыч, ойкнув, упал под куст.

— Что такое? — Наталья бросилась к нему. — Ранили?

— Да, вторую ногу перешибло.

— Сейчас перебинтую.

— Да сам я, сам, — дед сердито прикрикнул на нее. — Вы к сторожке, к сторожке ползите. Капитана спасай, майора, Раису, я-то что? Мне не страшно помирать тута. Теперь я только в обузу тебе. С Надеждой вдвоем вы с нами со всеми не справитесь. Так меня брось. Жалко только Пелагеюшку, — слеза снова навернулась на глаза. — Не дождется меня старуха моя. Плакать будет.

— Ты мне тут ерунду не говори. Понял? — Наталья резко махнула на него рукой.

Потом оглянулась. Посчитав, что сделал свое дело, немецкий БТР развернулся и медленно поехал к деревне.

Наталья рванула санитарный пакет, стянула с солдата разорванный сапог.

— Прохорова, помоги, что рот раскрыла! — прикрикнула на застывшую в оцепенении снайпершу.